— Нужно, чтобы было побольше крови, — сказал Марвин и полоснул лезвием ножа по собственной плоти.
Крови и впрямь было много. Больше, чем он думал. И только болезненно обострённые дурманом рефлексы помогли Марвину всё сделать на удивление точно. Он словно получил возможность говорить с каждой клеткой своего тела, и слышал, как кричит кожа, лопаясь под сталью, как расступаются мышцы, как рвутся нервные и кровеносные сосуды. И он знал, когда нужно остановиться: до печени оставался всего дюйм. Рана вышла достаточно глубокая, но не опасная, если только, конечно, он не истечёт кровью, и эта мысль наконец-то вернула ему рассудок. Поздновато, правда, но и то хорошо.
Рысь выматерилась так, как на памяти Марвина не матерились даже самые заскорузлые в боях мужики. Она ринулась к Марвину, схватила его фляжку, без толку валявшуюся на земле, стала поливать рану вином. Вино стекало по его телу, мешаясь с кровью, успевшей пропитать и рубаху, и жилет, на штаны тоже залило. Рысь схватила свой плащ с земли, взмахнула им над костром, так, что полы едва не занялись, отёрла кровь, с силой прижала ткань к ране.
— Подержи. Вот так держи! Сейчас я перевяжу…
— Да не суетись ты, — сказал Марвин. Он почти не чувствовал боли, только кровь слишком быстро уходила из тела. В целом он был собой доволен. А Рысь, похоже, пребывала в куда более сильном шоке, чем он сам. Она порвала подол своей сорочки на полосы и умело перебинтовала Марвина. У неё были сильные мозолистые руки. Странно, но на ощупь мозоли эти как будто отличались от мозолей на руках крестьянских девок, которых Марвин затаскивал на сеновал во время походов. Хотя разве есть разница, от чего мозоли — от меча или от мотыги? Но его будоражило это прикосновение, и именно из-за мысли, что руки эти были натружены так же, как его собственные… и при этом умели быть столь нежны.
— Хорошо так? Не жмёт? Великие боги, ну ты даёшь! — жалобно выпалила Рысь. Марвин сидел, привалившись спиной к холодной стене пещеры, а она стояла перед ним на коленях, тревожно заглядывая ему в лицо. Он не смог сдержать улыбки. И куда подевалось всё её бахвальство? Интересно, а собиралась ли она вообще доводить свой замысел до конца? Или то был пьяный бред, на который он повёлся, как… как дурак?
Но если и так, сама Рысь об этом не думала. Молчание Марвина она приняла за дурной знак и снова принялась возиться с его бинтами, кажется, не подозревая, как на него действует её прикосновение.
— Хочешь пить? — спросила она почти в отчаянии и протянула ему собственную флягу.
Марвин взялся за нагретую сталь. Рысь не отпустила руки.
Она была теплее, чем вино, дурман и костёр, вместе взятые, и от неё пахло вином, дурманом и костром, нет, не пахло, а воняло, заодно и потом, и его кровью, но Марвин знал, что сам воняет в точности так же, и они словно бы породнились через этот запах. Он смотрел в глаза Рыси, чёрные, влажные, совсем не рысьи, и думал, что если сейчас поцелует её, что-то случится. Что-то плохое — он не знал, что именно, это было неясным предчувствием, от которого у него поджилки сводило узлом.
— Как же ты это сделал? — хрипло спросила Рысь.
Она сняла печатки, перевязывая его, а он — когда резал своё тело, и её голая рука прикасалась к его голой руке.
— Чутьё, — сказал Марвин. Принял наконец флягу, разорвав затянувшееся прикосновение, отхлебнул и закончил: — Чутьё меня никогда не подводило. Ну, теперь давай займёмся тобой. Не в лицо, да?
— Ага, — сказала она. Села на пятки и зажмурилась. Она ему доверяла. Ему, как она там сказала?.. Зелени, волчонку, воображавшему себя матёрым волком…
В своём глазу бревна обычно не видят, и котёнок, сказавший это, тоже лишь воображал себя рысью.
Марвин ударил её, как и обещал, не в лицо — а по шее, чуть ниже уха. Рысь рухнула наземь, прямо в костёр, потеряв сознание ещё прежде, чем коснулась земли. Марвин подхватил её, оттащил в сторону — почему-то она показалась ему довольно тяжёлой — и быстро сбил пламя, перекинувшееся на её штаны. Потом снял с девушки доспех, расстегнул ременной пояс и тщательно обыскал. Он и сам не смог бы ответить, что ищет, — просто это чувство было таким странным… чувство, с которым она смотрела на него и с которым он смотрел на неё. Здесь что-то было не так, и половину дня Марвин думал, что Рысь намерена убить его, но…
Но всё оказалось намного хуже.
Он не нашёл ничего на первый взгляд интересного: ножи, монеты, какой-то оберег, пучок трав. И клок бумаги, сложенный вчетверо и тщательно обёрнутый парусиновой тканью. Словно это было что-то очень важное для неё: что-то, что она бережно хранила. Марвин развернул письмо. И ещё прежде, чем пробежал его глазами, увидел — вернее, вспомнил: крупное размашистое «Л.» вместо подписи. Одно только «Л.», ленивым росчерком… тем самым ленивым росчерком.
Да уж, чутьё никогда его не подводило.
Марвин сел на землю. Голова у него шла кругом: от выпитого, выкуренного или от потери крови — один Ледоруб знает. Строчки плыли перед глазами, но он всё равно разбирал их, так ясно, словно сам написал.
Здравствуй.
Я надеюсь, ты в порядке и добром здравии. У меня есть кое-какая работа для тебя. Думаю, тебе понравится. Приезжай немедленно, дело очень спешное, и мне не на кого больше положиться. Подробности узнаешь у того, с кем прибудет письмо. Я на тебя рассчитываю.
Л.
Марвин посмотрел на Рысь, по-прежнему лежащую без движения. У самой её головы из земли торчал камень, крупный и острый. Марвин сложил письмо, завернул в парусину и сунул за пазуху. Свёрток свалился по груди вниз и застрял над повязкой, впитывая кровь. Марвин не стал его поправлять. Он встал на четвереньки, медленно, будто подбирающийся к жертве зверь, и придвинулся к Рыси. Его пятерня вплелась во всклокоченные пряди на её темени, потянула вверх, приподнимая затылок девушки над землёй — и над выступающим из земли камнем. Хватило бы одного удара, чтобы проломить ей череп. Но, конечно, Марвин не ограничился бы одним ударом. Он бы бил, и бил, и бил, пока не размозжил бы в месиво голову этой вероломной твари, выследившей его, втёршейся к нему в доверие, смотревшей на него так… так… как смотрел на него только Лукас из Джейдри. Лукас из Джейдри, который нанял её, чтобы она…
Чтобы она — что?
Если он убьёт её сейчас, кого он сможет об этом спросить?
Несколько мгновений Марвин ещё держал голову Рыси над камнем. Потом отпустил — и услышал, как она гулко, но несильно стукнулась о землю. Несколько минут сидел, подтянув колени к груди и обдумывая, что делать дальше. Потом шатко поднялся и двинулся к выходу. Он истекал кровью, и ему нужно было как можно быстрее добраться до Мекмиллена, чтобы не умереть прежде, чем он исполнит свой долг перед королём. А эта девчонка… эта дрянь… Если будет на то воля Единого — она никуда от него не денется.
Так вот это по-рыцарски… по-волчачьи.
Прежде чем покинуть пещеру и выйти в ночь, где ждали кони, он затоптал костёр.