Птицелов - читать онлайн книгу. Автор: Юлия Остапенко cтр.№ 45

— Тебе не стоит ехать туда, куда я направляюсь сейчас, — сказал Лукас, тоном давая понять, что обсуждению вопрос не подлежит. Илье ошарашено хлопал глазами, ничего не понимая.

— Но… я ещё увижу вас? — наконец спросил он.

Лукас беспечно пожал плечами, вскочил в седло. Он не знал, что происходило за его спиной, не лежала ли там в обмороке месстрес Талита из Дассена — по правде, он уже забыл, кто она такая. Всё верно, мёртвых надо забывать, но ещё полезнее забывать живых. Он хорошо это умел. «И тебя, мой славный оруженосец, я забуду, едва свернув за ближайший поворот. И так лучше для тебя, поверь. Просто поверь мне на слово».

— Бывай, Илье. Береги себя, — небрежно бросил он и тронул поводья.

— Сэйр Лукас!

Он не собирался оборачиваться на зов — его слишком часто звали, и он провёл бы всю жизнь в возвращениях, если бы всегда отзывался. Но на этот раз обернулся — сам не зная, зачем.

Слуги стояли вверху лестницы, Талита из Дассена — внизу. Её руки свисали вдоль тела, как плети.

— Сэйр Лукас, — сказал Илье, и Лукас вдруг увидел не мальчика, а мужчину — соратника, друга, соперника, врага, которым тот для него уже не станет… и никогда не мог бы стать. — Вы уверены, что ничего не хотите мне сказать?

Несколько мгновений Лукас глядел на него, отчаянно жалея, что он не Марвин, что им нельзя любоваться, что из него не выйдет достойного противника. И ещё несколько мгновений неистово радовался этому.

— Уверен, — сказал он, и ещё ни одна ложь в его жизни не давалась ему так легко.

Потом он пришпорил коня — у него было много дел и мало времени, но ни то ни другое он больше не собирался делить ни с кем.

Над камином висела оленья голова. Прямо над мраморной плитой, в горделивом свете настенных факелов, подвешенных так, чтобы как можно лучше освещать любимый трофей Клифорда Стойнби. Эту оранжерею в замке именовали Охотничьей, и вся она была увешана чучелами и шкурами животных, убитых бароном Стойнби в своих угодьях. А угодья у него были знатные — сюда любил заезжать сам Артен Могучий, именуемый Медведем, чтобы забить пару-тройку зверей, родство с которыми ему приписывала молва. Шкура одного из таких медведей лежала как раз перед камином, и Клифорд гордился ею лишь немногим меньше, чем этим оленем, историю о котором Марвин выслушивал уже десятки раз, всегда до конца, всегда сдерживая зевоту — со Стойнби он оставался неизменно вежлив. Это была одна из немногих наук, которые успел вколотить в него отец, прежде чем отбыл к Единому: всегда будь любезен со своими соседями, если не хочешь просидеть всю жизнь, окопавшись в замке и отражая штурмы.

А ещё его отец полагал, что женитьба на дочери соседа — высшая степень любезности, но Марвин предпочитал не думать об этом. До сих пор — даже с некоторым успехом.

Однако времена меняются, и теперь он снова смотрел на оленью голову с роскошной короной рогов. Оленя загнали как раз перед линькой, и он не успел сбросить этот потрясающий венец, клонивший его голову к земле. В остекленевших глазах животного застыло горькое изумление. Как будто он не знал, чем всё кончится, не знал и знать не желал.

— Ты тревожишь меня, Марвин, — сказал Клифорд из Стойнби, и Марвин крепче сжал руки, сцепленные за спиной в замок.

Любезность с соседями имела и обратную сторону — утомительную формальность отношений, и сэйр Клифорд нечасто обращался к сыну своего покойного друга на «ты». Но если уж снисходил, то за этим непременно следовала выволочка. Стойнби полагал, что имеет право обращаться с Марвином как с собственным сыном. Марвин так не считал, но эта вежливость, бесы б её побрали…

— Я бы даже сказал, что ты очень тревожишь меня, Марвин, — проговорил сэр Клифорд и снова умолк.

Марвин приподнялся на носки, задрал голову, старательно разглядывая оленью голову над камином. Стоял поздний вечер, в Охотничьей было сумрачно, и алые сполохи скользили по поверхности выпученного чёрного глаза, так что казалось, будто он бешено вращается в глазнице.

— Я хотел поговорить с тобой ещё второго дня, но ты стал таким отчуждённым…

«А может, вы бы мне лучше про оленя своего рассказали?» — с тоской подумал Марвин, но в голосе сэйра Клифорда слышалась такая настойчивость, что он подавил вздох и наконец развернулся к будущему тестю.

— Что именно вас тревожит, сэйр Клифорд? — коротко спросил он.

Стойнби хмыкнул, потом снова, отвёл взгляд. Был он маленьким круглым человечком, почти совсем облысевшим, с густой короткой щёткой рыжих усов, над которыми темнела бородавка, и у него всегда потели ладони. Он постоянно их вытирал друг о друга, и иногда они поскрипывали, словно несмазанная дверь.

— Присядем-ка, мой мальчик, — сказал Стойнби и поспешно пошёл к креслам, расположенным у противоположной стены. Походило на то, будто он сбежал, боясь продолжать разговор, который сам же и начал. Марвин присоединился к нему. На душе у него было тяжко и гадостно.

На столе между кресел стояла бутылка вина и один кубок. Стойнби взялся за него и виновато взглянул на Марвина.

— Я сейчас прикажу…

— Не надо, — сказал Марвин, и, отобрав у сэйра Клифорда бутылку, налил ему, а потом беспечно присосался к горлышку. Только оторвавшись и похвалив вино (на деле весьма посредственное), он поймал во взгляде Стойнби смесь изумления с осуждением.

— Вот, — сказал он, — вот, мой мальчик, именно это я и имею в виду.

Марвин скривился, перекинул бутылку из ладони в ладонь.

— Полноте, сэйр Клифорд, я пятый год шляюсь по походам, каких манер вы от меня ждёте?

— Приемлемых, — сухо ответил тот. «Ага, а демонстративно забывать кубок для гостя — это, значит, приемлемые манеры», — подумал Марвин, а вслух сказал:

— Если вы боитесь, что я таким же образом развращу вашу дочь, то будьте спокойны. Я не собираюсь таскать месстрес Гвеннет по походам.

«Эк его перекосило при этом слове — «развращу». Неужто боится именно этого? Интересно, — подумал Марвин, — какие из слухов обо мне успели сюда докатиться? Надеюсь, он не знает о королеве… И о Балендоре. Надеюсь, он не знает о Балендоре. Впрочем, если бы знал, не пустил бы меня на порог».

Клифорд Стойнби задумчиво погладил мокрой ладонью лысое темя, повздыхал, словно раздумывая.

— Марвин, мы с твоим отцом были друзьями много лет, — наконец сказал он. «Ну вот, — подумал Марвин, — начинается. Лучше бы и впрямь про того оленя…» — Когда родилась Гвеннет, он сразу предложил обручить её с тобой, и я был счастлив принять это предложение. Я верил, что у столь достойного отца не может быть недостойного сына.

— Разочаровались? — нагло спросил Марвин. Стойнби посмотрел на него с упрёком, чуть свысока.

— Не дерзите мне, молодой человек. Ох, Марвин… Я знаю тебя с пелёнок и всегда видел, что нрав у тебя… нелёгкий. Но и твой батюшка отличался трудным характером. Это не мешало ему быть великим воином и любящим супругом для месстрес Матильды.