— Гляди! Стоит и болтает с ней как ни в чём не бывало!
— Да, — сказала Магда. — В самом деле.
— Ты бы сказала ему, чтоб держался от неё подальше. Я уж вовсе молчу о том, что само его общение с этой шлюхой оскорбляет твоё достоинство. Но знает ли он, что она давеча при всех обзывала его смердом и клялась покоя не знать, пока не увидит его вздёрнутым на крепостной стене?!
— Это она злится из-за своего Бристансона, — вставила леди Коулл, выдавая подозрительную осведомлённость.
— Ха! Ещё бы ей не злиться! Но коль уж позволила отцу выдать себя за непроходимого дурака — что ж теперь, кому жаловаться? Я с самого начала говорила Грегору, что этот Сальдо Бристансон олух, каких поискать. Неуклюжий невежда, увалень и хам, не способный не только вести себя достойно, но и постоять за себя, когда доходит до драки. Если хочешь знать моё мнение, Магда, милочка, так твой Эдвард совершенно заслуженно его отделал. У меня ни малейших сомнений нет, что дуэль была честной — да и ни у кого их нет, кроме этой кичливой дуры!
Женщины кивали, втыкали иголки в полотно, снова кивали, вертели пяльцы, обрывали нитку, снова кивали — все они слышали эту речь неоднократно с того памятного дня, когда Сальдо Бристансона принесли домой с разрубленным лицом, а Лизабет Фосиган объявила войну мужу Магдалены. Большинство, по правде, недоумевало, отчего это произошло только теперь? Ни для кого не была секретом нежная привязанность дочерей лорда Грегора друг к другу — так отчего бы Лизабет не возненавидеть Магдалениного Эдварда заодно с нею? Могло, впрочем, быть и иное — некоторые поговаривали, что Лизабет оказалась хитрее и придумала лучший способ напакостить нелюбимой сестре…
Магдалена не слушала этих сплетен. И прежде, а теперь и подавно. Ей было довольно того, что видели её глаза.
Её глаза видели Лизабет в фетровой шляпе с вуалью, верхом, и Эда у её стремени. Его голова была непокрыта, и волосы, выбивавшиеся из его короткой косы, трепал ветер. Ветрено было сегодня вечером.
— Мерзавка, какая мерзавка… Магда, деточка, довольно, не гляди на них больше — фу, срам! И сядь здесь, со мной — что ты вечно ютишься в углу, когда тут так хорошо у окошка? И свежо, и прохладно. А ты выглядишь неважно, милочка, я давно замечаю, что выглядишь неважно — бледная такая, глазки в синяках, ну, куда это годится? Спишь плохо? Так хочешь, я пришлю тебе своего нового лекаря, Тодда, — он такой затейник! Принесёт тебе трав, будешь крепко спать, как дитя.
— Тётушка, ну что вы такое говорите? — мягко укорила её Тереза Престон. — Может быть, Магдалене муж не даёт спать по ночам, а ваш Тодд ей снотворных трав отсыплет — что ж она, в мужних объятиях будет на ходу засыпать? Что ж он подумает?
— Чушь болтаешь, дорогая, — отрезала леди Эмма, смерив свою фаворитку снисходительным взглядом. — У хорошего мужа в руках сколько снотворных трав ни съешь, а всё одно глаз не сомкнёшь!
Дамы залились смехом — у кого-то это получилось мелодично и доброжелательно, у кого-то не очень. Девицы Пителри мерзко и визгливо хихикали. Магда их ненавидела. Она вернулась в свой угол за шитьём и снова пошла к окну, сев, по указанию леди Эммы, между нею и леди Терезой. Последняя послала Магде хитрый взгляд из-под длинных ресниц.
— А что, правда ли это, леди Магдалена? — спросила она негромко. — Вы никогда не говорили, даёт ли вам лорд Эдвард ночами высыпаться…
— Глупый вопрос! — со свойственной ей бестактностью обрезала Диана Милтон. — Вы гляньте на него только — и всё ясно без слов.
— Ах, да, — вздохнула одна из девиц Пителри. — Он так хорош собой! Так хорош, леди Магдалена, я так вам завидую!
— Дуры вы обе, — беззлобно сообщила леди Эмма. — Пожили бы с моё, знали бы, что как бы мужик ни вышел мордой да статью, а покуда штанов не снимет, ничего наверняка сказать нельзя. Вот того ж сопляка Бристансона взять — думаете, Лизка так бесилась бы, коли бы у него с причинностью всё в порядке было? Нетушки, милые, помянете моё слово — был бы он там ладен, она б и не глянула, что у него рожа пополам разрублена. Но ты, Магда, — сурово глянув на притихших девушек, добавила леди Эмма, — слушай да умом понимай, что таких дур, как эти две девчонки, кругом пруд пруди — им бы только ладен собой был, большего и не надо, чтобы чужого мужа увести. Так что приглядывай за красавцем своим, приглядывай.
— Да, тётушка, — сказал Магда и опустила глаза.
Тереза Престон тихо улыбалась, ловко и споро водя иглой.
Женщины примолкли ненадолго, и лишь покашливания да стук пялец нарушали тишину. «Да, тётушка, — думала Магда Фосиган. — Да. Да. Вы правы. Как вы правы. Как вы правы. О да, да, да».
Пяльцы стучали, тихонько напевала себе под нос девица Пителри, а Магдалена пронзала иглой полотно — и тыкала иглой себе в подушечки пальцев.
Компания Лизабет внизу тем временем рассосалась — это стало ясно по тому, что леди Эмма перестала вытягивать шею к окну и отвернулась наконец с ворчливым вздохом.
— Разъезжает, прогуливается, дрянь такая, а должна быть с мужем рядом. Коль уж не с женщинами, как положено благородной леди, так с мужем, слюни ему, юродивому, подтирать.
— О да, тётушка, — сказала леди Коулл с нарочитой беспечностью. — Вы вновь правы, как же иначе? Именно там леди Лизабет и положено быть, тем более что неведомо, как долго она ещё пребудет в возможности быть одарена этим счастьем — подтирать слюни своему мужу.
— А что так? — рассеянно спросила леди Эмма. — А-а, ты о войне? Чушь. То есть, война будет, конечно, но дурак Сальдо останется дома, как положено дуракам. Не избавиться от него Лизке, нет!
— Тётушка, я вовсе не о войне говорю. Подозреваю, что война тут ни при чём. Леди Лизабет не понадобится война.
Болтовня и стук пялец стихли. Лишь Магда не подняла головы от шитья — и не видела, как расширились и сверкнули глаза леди Эммы — нет, отнюдь не подслеповатые, как бы ни хотелось в это верить некоторым.
— Что это ты болтаешь? — сухо спросила старуха, и женщина более зрелая и опытная, чем молодая жена Йена Коулла, прикусила бы язык. Но леди Ада лишь вспыхнула от удовольствия, что расскажет сейчас свежую сплетню, и заявила:
— Говорят, намедни видели леди Лизабет в Нижнем городе… и не где-нибудь, а возле «Красной змеи»!
Магдалена Фосиган выронила пяльцы. Деревянный обруч со стуком покатился по полу и, завертевшись, упал у подола леди Эммы.
Леди Эмма встала и, наступив на пяльцы Магдалены, шагнула вперёд. Росту в престарелой леди было без малого шесть футов, и сухая рука её если била, то без дрожи и жалости. Звук пощёчины оглушил оторопевших женщин, а юная леди Коулл, взвизгнув, схватилась за пылающую щёку и в ужасе воззрилась на леди Эмму, глядя в её ясные, умные, когда-то воспетые бардами глаза.
— Молчать, — сказала леди Эмма.
В полной тишине она вернулась к окну. В гробовой тишине прозвучал ровный и бесстрастный голос Эммы Фосиган — голос, нотки которого столь часто слышались в голосе её венценосного племянника.