Такая чистая, бесконечно чистая, бесхитростная до того, что кажется бесстыжей, а на деле — слишком невинная, чтобы стыдиться своей наготы и скрывать свою красоту. Жестокая и равнодушная в том, что касается мелочей, созданная для большего, созданная для высшего… «Для меня, — подумал Адриан и зажмурился до боли в глазах. — Для меня. Если я остановлю чёрную оспу».
Его пальцы вслепую нащупали банку с мазью.
Он вернулся в спальню. Вилма лежала в той же позе, в которой он её оставил. Кровь снова проступила из раны. Адриан опять промыл их, а потом осторожно нанёс мазь — почти точно теми же движениями, что гладил вчера её кожу. И Вилма вздрагивала под его руками, как и вчера.
— Тебе очень больно? — спросил Адриан после долго молчания.
Она повернула голову так, что он мог видеть краешек её лица под спутанными волосами, и слабо улыбнулась — как ему показалось, с горечью и злостью.
— Не очень.
— Что ты сделала? — запальчиво спросил Адриан, вспоминая, что она служанка, что она пришла вчера за ним, пока её госпожа в купальне, что она поджидала его потом на лестнице, что пружины на её лежанке скрипят и стонут… — Ну, что натворила? Украла что-нибудь? Потеряла овцу? Нагрубила миледи? Ну, что?
Вилма прерывисто вздохнула и повернулась к нему.
— Адриан, — тихо проговорила она, впервые назвав его по имени. — Ты же знаешь. Ты же знаешь, что.
И снова перевернулась на живот, спрятав от него лицо.
Адриан сидел рядом с Вилмой на постели, пока её дыхание не стало тихим и ровным. Потом осторожно, стараясь не разбудить, прикрыл её ноги покрывалом, и только тогда стянул с себя сорочку, вымазанную в её крови. Долго смотрел на полотно, теребя его в руках. Потом бросил на пол.
Леди Алекзайн велела ему собираться в дорогу, и было сложно понять, то ли она смеётся над ним, то ли имеет в виду нечто, его скудному уму недоступное. Что собирать-то? У него не было даже рубашки на смену. От окна тянуло морским бризом, и Адриан поёжился, обхватив голые плечи руками. Шла осень, не лучшее время, чтобы бродить полуголым.
«Ничего у меня нет, — подумал он. — Совсем ничего».
Поколебавшись, он поднял с пола грязную рубашку и понёс её к бадье. Кровь с ткани сходила неохотно, оставляя потёки и пятна. К счастью, месяц под присмотром Тома научил Адриана азам бытового самообслуживания. Оттерев пятна, он выжал сорочку и, закинув её на плечо, вышел из комнаты — надо было найти чистую воду, чтобы прополоскать.
Он боялся, что Гилберт или сама леди встретятся ему по дороге, поэтому прошмыгнул коридором как можно быстрее и тише. На заднем дворе уже было пусто, только лошадь леди Алекзайн всхрапывала в конюшне. Адриан с сомнением глянул в большой чан у стены, где держали воду на ежедневные нужды — сейчас чан был почти пуст, только на самом дне поблескивали остатки воды. Наполнять его входило в обязанности Вилмы, но сегодня утром она не успела выполнить эту обязанность.
«Что ж, — подумал Адриан, — я в ответе за то, что с ней случилось. Стало быть, это моя работа».
Он подцепил стоящие у бадьи деревянные вёдра и вышел за ворота. Ясное утро понемногу переходило в далеко не столь ясный день — ветер с моря крепчал, пригоняя с востока пока ещё размытые, но многочисленные серые облака, понемногу затягивавшие небо.
Ручей был ниже по склону, он вился вдоль дороги в деревню, беря начало в скалах, и убегал вниз, в долину. Адриан отошёл от дома на утёсе дальше, чем требовалось — так, что здание из красного кирпича стало совсем маленьким, а гул волн, разбивающихся о скалы внизу, совсем стих. Присев на корточки меж прибрежных камней, Адриан снял с плеча рубаху и опустил её в прозрачную воду. Течение дёрнуло ткань и потащило её за собой, вспенившись розовыми пузырями. Адриан прополоскал рубаху, выкрутил и снова закинул на плечо. Всё его тело горело, и мокрая чистая ткань приятно холодила кожу. Зачерпнув воду обоими вёдрами, Адриан выпрямился и развернулся к дому над обрывом.
На тропинке, между домом Алекзайн и Адрианом, стоял человек.
— Здравствуй, — сказал он.
На долю секунды Адриан испытал почти непреодолимое желание швырнуть вёдра наземь и стремглав удрать — в деревню, в горы, всё равно куда. Но он пересилил себя и ответил, к его чести, почти спокойно:
— Что тебе надо?
— Поговорить.
— И только? — не удержавшись, съязвил Адриан.
— Да, — с не свойственной ему мягкостью ответил Том. — Просто поговорить.
Он изменился, и довольно сильно. Адриан не сразу сообразил, в чём именно, — а когда понял, удивился, до чего людей преображает одежда. Том отказался от крестьянского рубища, в котором щеголял у себя дома, и вырядился как вполне пристойный и даже обеспеченный путешественник: в стёганую куртку с высоким воротом, облегающие кожаные брюки и сапоги с широкими отворотами. Одежда была не броской, но добротной и хорошо сшитой. «Любопытно, кого это он раздел на большой дороге», — подумал Адриан с неприязнью. Но факт оставался фактом — приодевшись, Том вполне походил на купца или даже знатного лорда, путешествующего инкогнито и без привлекающей внимание помпы. За собой он, впрочем, по-прежнему не очень следил — сапоги были заляпаны грязью, а зачёсанные назад волосы лежали кое-как, спадая на лицо от малейшего порыва ветра.
И всё же Адриану казалось, что теперь этот человек выглядит так, как должен выглядеть. Всё, что Адриан видел прежде, было маскарадом — и маскарадом были бы любые яркие и торжественные одежды, вздумай Том их на себя нацепить, даже если они полагались ему по рангу. И кто знает — может, именно оттого, что сейчас этот странный человек выглядел, казалось, самим собой, Адриан не почувствовал при виде его того страха и гнева, которые должен был ощутить.
Радости, впрочем, не почувствовал тоже.
— Ты, я вижу, окреп, — сказал Том насмешливо. — Рад, что хоть часть моей науки не прошла даром.
Адриан осознал, что по-прежнему стоит, держа на весу полные воды вёдра. Невольно смутился, поняв, что выглядит довольно глупо, и поставил их на землю. Улыбка Тома стала шире, и Адриан только теперь понял, что этим жестом выразил согласие поддержать разговор, за которым явился Том. И от этой мысли разозлился по-настоящему.
— Мне не о чем с тобой говорить, — выпалил он, понимая, что это заявление опоздало, что от этого он выглядит ещё глупее, злясь на себя и всё равно не в силах говорить иначе.
Улыбка Тома не исчезла — напротив, казалось, он вот-вот расхохочется Адриану в лицо. Адриан стиснул кулак. Какого беса! Обстоятельства переменились, он больше не пленник этого сумасшедшего. И он действительно окреп — как знать, может, теперь и сумеет постоять за себя.
— Охотно верю, — сказал Том наконец, когда Адриан уже готов был разразиться проклятиями в его адрес. — Но мне есть о чём поговорить с тобой. И я советую тебе выслушать…
— Или что? — бросил Адриан. — Снова по морде мне надаёшь? Ну, давай! Попробуй!