Тебе держать ответ - читать онлайн книгу. Автор: Юлия Остапенко cтр.№ 209

Но никогда прежде лавина эта не была так велика. Никогда прежде он не стоял перед ней, боясь, что в следующий миг она раздавит его самого. И когда он думал об этом, ему хотелось, как в детстве, сунуть в зубы кулак и стискивать их до тех пор, пока во рту не станет солоно от крови.

Это началось с гибели Магдалены и теперь набирало силу. Девять недель назад, едва закончились дожди и пробилась из-под грязного снега первая трава, пятнадцать свободных кланов во главе с Бертраном и Анастасом Эвентри выступили на юг. Позади они оставляли выжженное поле: ещё осенью Бертран при поддержке бондов выступил на Одвелл и сровнял его с землёй, благо новоявленный лорд Редьярд так и не сумел побороть смуту среди своих септ и вовремя призвать их к оружию, потому стал совсем лёгкой добычей для всё ещё жаждавшего крови Бертрана. Эд позволил своему брату сделать всё, что тот считал необходимым, хотя в глубине души и не одобрял его. Но спорить с Бертраном он не смел, боясь, что тот так и не простил ему вероломства на тинге, закончившегося захватом глав едва ли не всех свободных кланов. Ещё до рассвета пленники превратились в союзников и товарищей по мечу — но Бертран, неистовый Бертран, которому ничего не стоило вырезать под корень вражеский клан, возмущённо протестовал против резни, не обставленной по всем законам чести. Он слишком много думал о Дирхе и слишком часто его поминал. Эду же была равно омерзительна любая резня — хоть честная, хоть нет, — и он равно не брезговал ни той, ни другой, когда иного выхода не было.

Сейчас он смотрел на стены города, который намеревался взять, и больше всего на свете боялся, что эта резня станет неминуема.

Они едва успели отойти от Эвентри на пять лиг, когда их нагнал Тортозо с восьмьюдесятью всадниками — все кровные родственники главы клана, как законные, так и бастарды. Эд крепко пожал зятю руку и заверил его, что не забыл о каменоломнях Логфорда. Сам Логфорд после разгрома Одвеллов отсиживался в своём фьеве; им и такими, как он, наивно рассчитывавшими отсидеться в своих замках, Эд собирался заняться после. Сейчас его интересовал Фосиган — и его септы, через земли которых надо было пройти, чтобы пробиться к Сотелсхейму.

Вот тут-то и начало происходить то, чему он первое время не мог найти объяснения. До тех пор, пока не вспомнил про Адель Джесвел и сделку, которую заключил с нею. А вспомнив, виновато подумал, что было большой ошибкой с его стороны так недооценивать женщин и их власть. В конце концов, ведь и сам он служил не богу, но богине.

Среди фосиганских септ, со стороны которых Эд ожидал встретить решительный отпор, оказала его лишь малая часть — Престоны, которые сватали свою дочь за Квентина Фосигана, Аленви, известные, наравне с Блейдансами, трепетным отношением к чести и присяге, а также славные ослиным упрямством Клэйксы. Остальные при виде полуторатысячной армии Адриана Эвентри открывали ворота. И когда он спрашивал их, не отдадут ли они ему свои копья, когда он сядет в Сотелсхейме, они отвечали: «Мы готовы отдать тебе свои копья сейчас».

Он не понимал, что происходит, и никто не понимал — до тех пор, пока не обратил внимания на священные ходы, которых всё больше стало на крупных и мелких трактах. Монахи и жрецы взывали к справедливому гневу богов, обрушившемуся наконец на Грегора Фосигана. В самом деле — что хорошего видели его септы за те полвека, которые он держал их под своей пятой? Ничего — лишь поборы, поборы и снова поборы, стягивавшие все блага и без того малорадостного земного существования в Тысячебашенный город. Да, Сотелсхейм — чудо; но что толку с чуда тем, кто знаком с ним лишь понаслышке? Говорят, это город богатства и веселья, где в фонтанах вместо воды течёт вино, а самые прекрасные женщины мира стоят дешевле, чем прошлогодняя солома; но как попасть туда тому, кто привязан к своему лорду и своей земле, кто проводит жизнь, не разгибая спины, согнутой над плугом, и не может позволить себе поездки более дальней, нежели на ближайшую ярмарку, потому что жена его и дети хотят есть? Сотелсхейм был мечтой, и мечту эту ненавидели за её недостижимость. «Что изменилось, — спрашивали жрецы, — с тех пор, как вы, свободные, стали чьими-то? Прежде вы платили дань лишь своему лорду; ныне ваш лорд — такой же раб, как и вы, и тоже вынужден платить дань, а с кого ему взять её, как не с вас? Но всё может измениться — слышите, люди? Всё может пойти иначе! Юный лорд Эвентри, вознамерившийся отобрать у старого Фосигана его венец, обещает вашим лордам свободу от дани; больше того — он налагает на них запрет войны! И ныне всякий раз, когда лорду из ближнего фьева вздумается подпалить вашу деревню назло своему соседу, — он должен будет испрашивать на то позволения у нового конунга, приводить вескую причину, а иначе будет наказан. И уж, конечно, при таком-то деле соседний лорд трижды подумает, прежде чем идти на вас с огнём и мечом…»

Крестьяне — скот; сила, созданная богами для того, чтобы лордам было что есть, во что одеться и чем убивать друг друга. Так думали лорды Бертана, свободные и несвободные; и как же они удивились, когда народ, услышав такие речи жрецов, взялся за вилы и поднял крик: не хотим Фосигана! хотим Эвентри! А пуще всех кричали в самом Эвентри, в Элпринге и Тэйраке — тех фьевах, которым конунг не пришёл на помощь во время резни двенадцать лет назад. Что могли на это сказать их лорды? Лорды и сами почесывали в затылках. Фосиган ещё осенью, после разгрома Одвелла, потребовал прислать в Сотелсхейм не менее пятидесяти копий от клана. Многим лордам пришлось отдать собственных сыновей, потому что конунг требовал для защиты своего оплота не крестьян — умелых воинов. И вот теперь эти воины, вместо того, чтобы боронить родной порог, сидят в Тысячебашенном, прекрасном, проклятом Тысячебашенном, а враг подошёл к воротам и говорит: смотри, вот — моя рука, а вот — твоя смерть; выбирай. Лорд Фосиган, воображая, будто обезопасил себя, постепенно, неотвратимо сам себя уничтожал.

«Я это учту, — думал Эд, глядя на стену, на которой стоял конунг, и кусая губы. — Учту, что свои обещания надо сдерживать. Они не ждут этого от человека, который вырвал у них преданность силой. И тем сильнее будут мне признательны, когда я дам им всё, что обещал. Всё, и даже ещё больше». Он хотел лишь одного: чтобы ему дали шанс. И теперь, хвала Гилас и всем её детям, этот шанс ему наконец представился.

И благодарить за это он должен был жрецов, вовремя создавших в народе верное настроение. Эд так и не узнал — то ли местра Адель оказалась на диво убедительна, то ли в Анклаве и без того бродили еретические настроения. Скорее всего, и то и другое; так или иначе, в ходе тайных переговоров с местром Шионом ей удалось добиться его поддержки. Больше того: предложение местры-еретички было встречено с благожелательностью, удивившей её саму. Оказалось, что ещё несколько месяцев назад некто Эжен Троска прибыл в Анклав и потребовал встречи с верховными жрецами, заявляя, что имеет доказательства проникновения ереси в самое сердце обители богов — святой Скортиарский монастырь. По счастливому совпадению, пылкие речи Троски, тщетно бившегося на подворье Анклава с бюрократией младших братьев, не желавших допускать его до аудиенции с местрами, услышал Шион, который как раз в это время возвращался из замка, где принимал исповедь Квентина Фосигана — на парня как-то вдруг снизошло благочестие и блажь покаяться. Воспользовавшись оказией, Шион допросил Троску лично — и успел перепроверить скандальные сведения, прежде чем в Сотелсхейм явилась сама местра мятежного монастыря. К тому времени Шион успел тщательно обдумать положение, поэтому убедить его местра Адель смогла гораздо быстрее, чем она надеялась. Она писала Эду, что это дар богов — потому что в сложившемся положении на счету был каждый день.