Тебе держать ответ - читать онлайн книгу. Автор: Юлия Остапенко cтр.№ 112

Он внезапно понял, что не хочет этого. Нет, не хочет!

Он помнил, как она смотрела на спину Вилмы, рассечённую ударами бича.

— Они, может быть, ранили Тома. Или даже убили! Я хочу…

— Помолиться Светлоликой Гилас на его могиле? — ледяным тоном закончила Алекзайн. И улыбнулась — впервые с того мгновения, как он увидел её на вороном жеребце посреди дороги, готовую снова спасти его и снова им завладеть. — Я велела тебе забыть о Томе, Адриан, давно велела.

«Да кто ты такая, чтобы мне приказывать?!» — в ярости подумал он — и сам испугался этой ярости. Она притягивала его. Он… он, наверное, всё-таки любил её — раз сидел и слушал до сих пор. Он не мог на неё злиться. И перечить ей тоже не мог.

Однако попытался — не мог не попытаться. Слишком недавней была память о тяжёлой тёплой ладони на его затылке.

— Я не могу его бросить, миледи. Он… он очень много для меня сделал. И я хочу сделать хоть что-нибудь для него. Если те люди схватили его, я не хочу, чтобы он… чтобы с ним что-то случилось.

— И что? Ты явишься туда и предложишь обменять себя на него? — её голос резал, как стекло.

— Нет… нет, я не знаю, что сделаю, но я должен… хотя бы попробовать. Я…

— Ты глупец. Не бойся, ему ничто там не грозит. Ты что, до сих пор не понял, кто он такой?

Этот вопрос, заданный так небрежно, так презрительно, словно и в самом деле не было на свете ничего проще, заставил Адриана застыть. Он моргнул, потом снова. Кто такой Том? Странно… Адриан как-то никогда не задавался этим вопросом. Том, ну… он — Том. Или Тобиас, так его, кажется, называл Виго Блейданс… Человек, который знал о то ли даре, то ли проклятии Адриана Эвентри и не хотел, чтобы мальчишка наделал лишних бед. Вот и всё. Кем же ещё ему быть?

— Н-нет, — неуверенно сказал Адриан. — И… кто же он?

На лице Алекзайн снова появилась улыбка. И на сей раз она напомнила Адриану дни, которые он провёл в её доме над обрывом, и чувство, которое он испытывал, стоя перед ней на коленях и обхватив руками её ноги. Дни, когда она была его богиней.

Она и сейчас ею была.

— О, бедный, бедный мой мальчик, — порывисто сказала Алекзайн. — Ты и вправду не знал? Тот, кого ты называешь Томом — Одвелл. Тобиас Одвелл, старший сын лорда Дэйгона Одвелла.

Тобиас Одвелл, повторил про себя Адриан. И ещё раз. И ещё. В нём отозвалось это имя — он знал, чем, и в то же время не знал, потому что это не было его собственным чувством. Это было то, что в него вложили, то, чему его учили, что он впитал с материнским молоком… хотя мать уже не кормила его к тому времени, когда это имя проклял каждый, носивший имя Эвентри. Адриан не помнил об этом, лишь знал по рассказам родни, потому что тогда ему было всего полтора года.

Ему было полтора года, когда Тобиас из клана Одвелл соблазнил и обесчестил Камиллу, единственную дочь Уильяма Эвентри. Её Адриан не помнил тоже. Хотя нет, что-то было — смутный образ белокурых локонов, щекочущих его лицо, и запах спелой земляники, и уютное, ласковое тепло тела, к которому его прижимали руки, казавшиеся невероятно сильными двухлетнему ребёнку. Он помнил, как заливисто смеялся, чувствуя эти руки, этот запах, эти локоны на своих щеках, смеялся от счастья, потому что чувствовал, что его любят. Эта женщина, бравшая его на руки гораздо чаще, чем родная мать, любила его. И он любил её тоже, вспомнил Адриан. Так же сильно, как Анастаса, и, может, любил бы ещё сильнее, если бы она дожила до того времени, когда он вырос достаточно, чтобы понимать и помнить. Но она не дожила. А он забыл.

Совсем забыл, выбросил это воспоминание прочь, когда оно стало запретным. В его семье было не принято говорить о Камилле. И лишь два года назад Анастас наконец рассказал ему, что, когда их общий дед, тогда ещё здравствующий лорд Уильям Эвентри, узнал, что она обесчещена Одвеллом, больше того — ждёт от него ребёнка, он за волосы потащил дочь к замковому лекарю и стоял рядом, не отводя глаз, пока из её лона вырывали нечестивый плод. В тот день он проклял её и повелел, чтобы она убиралась прочь с его глаз. Она ушла. Следующим утром её нашли на конюшне, покачивающуюся на вожжах в двух футах от земли.

Адриан почти не помнил своего деда Уильяма. Знал лишь, что это был великий и страшный человек — так все говорили, и, судя по этой истории, по меньшей мере часть этого была правдой. После смерти своей дочери он объявил клану Одвелл кровную месть. Узнав об этом, клан Фосиган немедленно предложил Эвентри, в то время свободным бондам, всяческую поддержку — в обмен на лояльность. Одвеллы были сильны, много сильнее Эвентри. Лорд Уильям это знал. И всё же категорически отверг предложение преклонить колени перед конунгом, даже во имя возмездия. В сущности, он поступил тогда в точности так же, как несколько дней назад поступил Анастас. Только, в отличие от Анастаса, поддержку свободных бондов лорд Уильям не получил — большинство из них сочли это частным делом, к тому же все они знали, что никто из них поодиночке и даже несколько, объединившись, не смогут противостоять Одвеллам. Лорд Уильям собрал свои войска и пошёл на север один, полный решимости дойти до самого Одвелла. Это было смело и честно, но опрометчиво. Он погиб в первой же битве. И новый глава клана Эвентри, лорд Ричард, отец Адриана, сделал то немногое, что мог сделать для спасения своего клана от этой самоубийственной войны: он послал гонца к конунгу. Конунг был милостив. Он пришёл. И пролилось много крови — на множество двуцветных знамён. Лишь набег варваров и эпидемия оспы остановили тогда Фосиганов и Одвеллов, сцепившихся в очередном раунде смертельной схватки, начатой за много лет до того. Ныне все уже, казалось, забыли, чьё оскорбление, чья поруганная честь послужила поводом для той войны. Но Эвентри помнили. Лорд Ричард помнил, кто обесчестил его сестру и втравил его клан в бессмысленную свару, лишившую его и чести, и свободы… лишившую его всего теперь, двенадцать лет спустя.

Они помнили. И передавали своим детям. Ведь это была кровная месть, которую им предстояло продолжить. «Анастасу, — подумал Адриан, — и мне. Потому что некому больше».

Тобиас Одвелл.

Тёмные блестящие глаза, изогнутые в холодной улыбке губы, ремень, визгливо рассекающий воздух, пощёчина — и тёплая тяжёлая ладонь на его затылке, когда он плакал, вцепившись в отвороты пропахшей кровью куртки. «Тише, парень. Не реви. Ты взрослый уже. Ты в ответе».

— Нет, — сказал Адриан. — Нет, нет, этого не может быть! Не может быть!

— А почему, ты думал, он так беспокоится о тебе? Он пытается исправить то, что когда-то натворил. Он как был, так и остался глупцом. Ничего никогда нельзя исправить. Поэтому надо делать так, чтобы не пришлось исправлять.

— Но почему он… — мысли путались, чувства тоже. Адриан не мог ничего сказать, не мог даже понять, что хочет сказать, и кому. — Почему он… он так… так со мной… он же знал, кто я!

— Теперь ты захочешь убить его? — спросила Алекзайн, и её голос прозвучал лукаво, словно дразня.

Адриан задохнулся. Убить его… захотеть убить его… О да. Когда-то он хотел. Когда трясся на ужасной грязной телеге, когда брёл по горному лабиринту, охрипнув от крика, когда валялся в траве без штанов, вздрагивая от ударов — так сильно хотел! Но потом… потом что-то изменилось. Он не понимал уже, что и когда, но теперь он не хотел убить Тома… Тобиаса Одвелла. Нет, Адриан не мог заставить себя думать о нём как о Тобиасе Одвелле, том самом Тобиасе Одвелле… Отчего-то он был уверен, что Том больше не был тем человеком.