Он уже счистил половину кожуры, а я всё еще не понимал, что ему от меня нужно. Он, очевидно, не знал, что моя попытка вернуться к прежним забавам сорвалась, и, кажется, намекал на сотрудничество, хотя я не понимал, почему именно сейчас и, главное, именно так. Разве только…
— Вы собираетесь идти на Шерваля? — спросил я, не до конца веря.
— М-м… — Урсон задумчиво пожевал по-детски пухлые губы, постучал рукояткой ножа по столу, словно обдумывая вопрос. — Ты не возражаешь, если я немного отсрочу ответ на этот вопрос? Эван, а что ты знаешь о Шервале?
— В смысле?
— В прямом смысле.
— Ну… Он вроде бы поддерживал Гийома во время войны с Шангриером и до нее… А когда затянувшаяся кампания вызвала бунт среди мирного населения, неожиданно возглавил его…
— Неожиданно? Как ты себе это представляешь?
— Он… вероятно, он ловкий лицемер.
— Да. Ловкий лицемер. — Урсон стряхнул с колен опавшую кожуру и протянул мне очищенное яблоко. — Хочешь?
— Нет, — не думая, ответил я.
— Почему? Я предлагаю тебе уже очищенное. Только откусить.
Саймек рядом сердито засопел. Я чувствовал себя все более неуютно, понимая, что меня загоняют в ловушку, и не в силах понять механизм ее действия.
— Предпочитаю нечищенные. У кожуры вкус лучше, — мрачно ответил я.
Урсон засмеялся, поднял с пола кусочек кожуры и бросил передо мной на стол.
— У кожуры, говоришь? Что, даже отдельно от яблока?
Я не ответил, давая ему возможность закончить мысль. Урсон хмыкнул.
— Вот и Шерваль тоже не захотел кожуру без яблока. Он мог без особых хлопот воспользоваться послевоенной разрухой, чтобы захватить власть, — королевская армия была ослаблена, и его личного гарнизона хватило бы, чтобы совершить переворот. Революции происходят во дворцах, а не на полях брани. Но зачем ему разрушенная страна? Он предпочел подождать, пока она немного очухается, всячески этому способствуя. Третинный налог, который в итоге и привел к крестьянскому бунту, — его идея. Ты знал? А потом ему надо было только переметнуться на сторону народа, заручившись таким образом его обожанием. В победе над братом он не сомневался и заранее обеспечивал себе благоприятное царствование. Снимал кожуру с яблока, еще не сорвав его с дерева. Понимаешь?
Понимать-то я понимал, по крайней мере, внешний смысл его слов. Внутренний по-прежнему оставался загадкой, и это меня нервировало. Урсон подбросил очищенное яблоко, и стоящий рядом Арт ловко поймал его.
— А теперь кожуру будем снимать мы. Верно, Рич? — Саймек кивнул, явно довольный, что на него обратили внимание. Урсон деликатно улыбнулся.
— Изначально Гийом и Донован были в равных условиях. У короля есть мощная столица и прилежащие к ней земли, Шерваль медленно, но верно теснит его войска, отвоевывая куски земли. Он немного погорячился, не сумев до конца выдержать роль отца народа, и достаточно быстро показал свое истинное лицо, когда позволил своим войскам разорить пару деревень. Но короля от этого сильнее любить не стали. Сейчас всё упирается в распределение фактических сил. У Шерваля выгоднее позиция, и он, возможно, давно победил бы, если бы не вмешались мы. Эван, как ты думаешь: зачем мы это сделали?
В самом деле, отличный вопрос. Я понял наконец, чем меня так тревожил этот разговор. Я не знаю, зачем вы это сделали. Мне всегда было плевать, кто победит в этой войне. Я просто отводил душу по полной, Жнец вас забери. Только это мне и было надо. Гражданская война — всего лишь предлог. Партизаном быть неплохо, но, не будь войны, я, не исключено, просто подался бы в лесные разбойники. Из тех, о которых поют в старинных балладах. Только без всякого романтизированного благородства. Надирать задницу аристократам, и как можно чаще, — вот всё, чего я хотел, всё, что меня манило и пьянило, всё, ради чего я жил. Сейчас, когда я думал об этом, звучало это довольно-таки мерзко. И тем не менее это было смыслом моей жизни целых шесть лет.
Это то, зачем в это ввязался я, ну а они-то — зачем? Думать об этом мне не хотелось. Потому что это была политика, а я ненавидел политику. Всегда ненавидел. К счастью, Урсон по-прежнему не ждал от меня ответа.
— Испокон веков народное ополчение, оно же партизанское сопротивление, выступало на стороне одного из противников. Точечные удары, локально ослабляющие враждебную сторону, саботаж, шпионаж. Всё — по мелочам, но в итоге это может дать и почти всегда дает поддерживаемой стороне немалые преимущества. Потому что армию можно загнать в ловушку и разбить, а тысячи раскиданных по всей стране крошечных отрядиков так просто не выловишь. Проще пристрелить бешеного пса, чем вывести его блох. Но это-то не наш случай. Мы не на стороне Гийома и не на стороне его брата. Мы на стороне того, кто сейчас слабее.
— Нет! — впервые за весь его монолог не выдержал я. — Мы против того, кто сейчас сильнее.
— Это важно для тебя? — Урсон бросил на меня быстрый пристальный взгляд, заставив мгновенно пожалеть о моем порыве. — Ладно, пусть. Суть та же. Если бы мы определились со стороной, которую поддерживаем, война бы закончилась в несколько недель. Но чего бы мы тогда добились? Что один король, что другой. Кожура без яблока или яблоко без кожуры. Как ты верно заметил, с кожурой яблоко гораздо питательнее.
Мне хотелось попросить его замолчать, и я, возможно, так бы и сделал, если бы не Саймек, сидевший рядом со мной, слово конвоир. Будь он по другую сторону стола, я бы чувствовал себя гораздо увереннее. Урсон, похоже, это понимал.
— Партизанское движение ослабляет противника. Поскольку противники в нашем случае — оба, слабнет и тот и другой. При этом они не борются с нами так целенаправленно, как боролись бы, будь наша позиция определенной, потому что в трудные минуты для одной из сторон мы фактически спасаем положение, нападая на ее противника. Мы враги и тем, и другим, но одновременно и союзники. Поэтому мы всё еще существуем. И поэтому они слабнут, не замечая этого. Слабость другого заметить проще.
Он мог не продолжать. Мне вдруг стало так тошно, как не было очень-очень давно.
— А потом, — закончил я за Урсона, — когда они ослабнут вконец, вы просто остановитесь. И посмотрите, кто кого одолеет. Поскольку к тому времени обе армии будут истощены, это уже будет не важно. Победитель потеряет не меньше проигравшего. Тогда и… — у меня вдруг перехватило дыхание.
— Тогда мы и используем людей Рича, — сказал Урсон и очаровательно улыбнулся. Когда он улыбался, то выглядел лет на двадцать пять. — Всё верно.
Мне захотелось вернуться к снежникам, набрать полный рот эйдереллы и вступить в оживленный диспут со всеми фиолетовыми курицами округи. Только бы оказаться подальше отсюда…
— Скоро уже, да? Совсем скоро?
— Совсем скоро, — кивнул Урсон. — Я вот и спрашиваю: ты с нами?
С вами? Ребятки, да я никогда не был с вами. Вы тут, я вижу, замыслили революцию, но это дело ваше — оно и в давние времена меня не касалось. И даже те времена давно прошли. Всё, что меня когда бы то ни было волновало — моя собственная эрекция в тот момент, когда я пускал арбалетный болт в затылок напыщенного лорда из… по хрен из чьей армии. Главное — это был напыщенный лорд, муж, или брат, или, может быть, даже законный сын своей дражайшей матушки… Больше меня ничто не интересовало! А что вы мне предлагаете? Самому заделаться таким вот лордёнышем? Может, еще и рыцарство предложите? Да чтоб я сдох. Знаю я, чего всё это стоит. Поверьте, намного лучше вас. Я там был. Я всё это видел.