Эти мысли были неприятными, но мучили они меня недолго. Среди тихо шелестящей листвы подобные заботы отошли на задний план, уступив место более привычным и насущным. Сначала я был категорически против идеи Ларса. Я считал, что нет никакой необходимости оповещать мир о своем воскрешении, и предпочитал собрать новую команду без лишнего шума, чтобы потом ударить по врагу в самый неожиданный момент.
Надо заметить, за эти полтора года ситуация дважды успела поменяться самым коренным образом: ближе к зиме войска Гийома и Шерваля встретились в одной из самых крупных битв за всю кампанию. Армия мятежного принца потерпела сокрушительное поражение и была отброшена почти к самым границам. Казалось, война подходит к концу, но тут Шерваль внезапно получил мощное подкрепление из Шангриера и меньше чем за месяц отвоевал все утраченные позиции. Вмешательство во внутренние дела королевства страны, более тридцати лет сохранявшей дружественные отношения с Гийомом, было для меня неожиданностью. Для Сопротивления тоже: Ларс сказал, что они толком не успели переосмыслить события и собрать все силы в тылу сильнейшего врага, которым на короткое время стал Гийом. Шерваль быстро восстановил недавний баланс, однако Ларс прогнозировал, что долго это не продлится. Помощь из Шангриера, по всей видимости, была разовой: похоже, они выполнили тайное соглашение, подписанное с Шервалем. Еще одна такая же трепка от старшего брата, и герцогу конец. Но пока что он прочно сохранял свои позиции, что не могло нас особо радовать.
Ларс сказал, что нет никакого смысла прятаться от людей. Мое возвращение будет шоком вне зависимости от того, произойдет оно сейчас или тремя месяцами позже. Я считал, что лучше всплыть из небытия, имея крепко сколоченную команду, готовую к действиям; Ларс возразил, что мое явление сейчас поднимет большой шум и приведет под мое начало гораздо больше людей, чем мы сможем навербовать скрыто. В общем-то он был прав: я подумал, что даже смогу собрать еще большую команду, чем прежде, хотя, конечно, уйдет время на установление такой организации и тех отношений, что были в прежнем отряде. А впрочем, о каких отношениях я говорю? Их преданность делу и мне не шла дальше слов и красивых жестов. Нет, я не сомневаюсь, что тогда, в лесной хижине под Арунтоном, они полегли бы за меня, но вряд ли это было бы осознанным и взвешенным решением. Чего уж теперь, мы все тогда крепко сдали. Так невелик оказался предел того, на что мы были способны.
Теперь же, я решил твердо, всё будет иначе. Больше порядка, больше муштры, строже взыскания, меньше интимности в личных отношениях. Мне по-прежнему нужны инициативные и умные исполнители, но больше не нужны друзья. Друзья слишком легко забывают о тебе и о деле, которым занимались под твоим руководством, стоит только пропасть на год-полтора. Исполнители смогут работать и дальше. Под началом другого человека. И это правильнее и честнее, чем трусливое отступление от всего, чему раньше были верны.
Грей полностью разделял мнение Ларса, и в конце концов они уговорили меня показаться в лагере Саймека. Ларс уверял, что очень многие из этой медленно и неуклюже собирающейся армии перейдут к нам, если увидят меня. Не знаю, подразумевал ли он под этими «многими» бывших солдат моего отряда, но я не думал, что они попросятся назад. Они знали, как я отношусь к Саймеку, знали, на что идут, вступая в его ряды. Да, они считали меня мертвым… но таким образом они фактически предавали мою память. Не то чтобы я придавал особенное значение ритуальному чтению доблестно павших, но, видят боги, будь я в самом деле мертв, в гробу бы перевернулся. И они это знали.
И всё-таки я дал себя уговорить. Ларс сообщил, что они с Греем и так собирались навестить Саймека, чтобы спланировать совместные действия, — солдаты Рича частенько мелькали в зонах, принадлежавших группе Ларса, чем порой усложняли ей дело. Далее Ларс планировал вернуться в Восточные Леса, где «на хозяйстве» остались близняшки Арлетт и Линнетт, если верить Ларсу, здорово управлявшиеся с организацией нападений. Арлетт была отличным тактиком, я это знал, а вот Линнетт меня удивила. Я привык воспринимать ее как придаток к энергичной и сообразительной сестре, но, похоже, ошибся. А может, ее способности в полной мере раскрылись лишь когда она столкнулась с организацией ближнего боя. Я снова подумал, что мое отсутствие многое изменило, и впервые отметил, что не всегда в худшую сторону.
По возвращении в леса Ларс хотел восстановить старую добрую практику дальних засад, только более численных и сложнее организованных. Он рассказывал о своих планах прямо на скаку, глядя перед собой и лишь изредка бросая на меня короткие внимательные взгляды: мол, понимаешь, о чем я? Грей этим взглядам вторил, похоже, соглашаясь с Ларсом по всем пунктам. Да, я понимал, о чем они говорят. Не понимал я другого: почему они не могли сделать всё это раньше, без меня? Какая роль отводилась мне в этом начинании? Впрочем, я знал ответ. Роль человека, который будет одобрительно хлопать по плечам и зло лупить по затылкам. Роль человека, который создает иллюзию упорядоченности, сплоченности, организованности. Проще говоря, роль символа. А разве я когда-либо играл другую? Это мое амплуа. Мое место. Почему-то я подхожу на него лучше, чем другие.
Части Саймека сейчас дислоцировались где-то на Перешейке — узкой полосе суши, соединяющей полуостров с материком. Места глухие: те, кому надо было переправиться в зону Восточных Лесов, чаще предпочитали пересекать залив — это и быстрее, и безопаснее, чем шляться по лесным дорогам. Особенно такой путь в последние годы не любили роялисты, да они и вообще мало совались в восточную часть королевства — не партизаны, так Зеленые гарантировали множество хлопот. Поэтому Перешеек успехом у странников не пользовался. Местность неприветливая: на треть — скалы, на треть — пустоши, на треть — редкие лысые пролески. Саймек, вместе со своей сильно разросшейся армией, обосновался в скалах, изгрызанных туннелями, напоминающими крысиные ходы — места много, укрытие хорошее, в случае чего легко уйти через пещеры к берегу, а там — по воде. Отличное место для временного расположения небольшой армии. У меня бы быстро задница заныла, но Саймек во всем любил основательность.
Мы доехали до Перешейка меньше чем за неделю, делая редкие остановки в придорожных трактирах, а чаще — просто под открытым небом. Я настаивал на последнем — к постоялым дворам у меня образовалась довольно прочная неприязнь, вызванная застрявшей в памяти красной комнатой. Несколько раз я вскрикивал, проснувшись посреди ночи и видя над собой низкий темный потолок, и это беспокоило Грея, а отвечать на его расспросы мне по-прежнему не хотелось. Ларс ничего не говорил, но шел мне навстречу, и я знал, что с его стороны это было уступкой: он пользовался малейшей возможностью перекинуться в карты, а такая возможность предоставлялась, как правило, именно на постоялых дворах. Карты были его слабостью — кажется, единственной. Я ее не ободрял, Ларс это знал и соглашался со мной. Поэтому чаще всего я засыпал, обратив лицо к усыпанному звездами небу. Я и забыл, как хорошо быть свободным. Впрочем, не думаю, что я когда-нибудь это осознавал.
В один из дней, когда хилый пролесок уже исчез из виду, а на горизонте замаячили ощерившиеся низкими пиками скалы, Ларс спешился раньше обычного.