Свет в ладонях - читать онлайн книгу. Автор: Юлия Остапенко cтр.№ 46

Проявлялось это в сущих мелочах и доходило порой до смешного. Ночью, когда им удавалось остановиться в придорожной гостинице, немедля вставал вопрос, каким образом им расселяться по комнатам. Джонатан, как телохранитель монаршей особы, обязан был держать неусыпный караул у её ложа. Чтобы не привлекать лишнего внимания, следовало обставить это так, будто они с Женевьев – супруги и закономерно желают занять одну комнату. Однако у Эстер эта разумная и оправданная идея вызывала сильнейшее возмущение. Отчего-то ей была отвратительна сама мысль о том, что её муж будет выдавать себя за супруга другой женщины и проводить ночь с ней рядом, тогда как ей самой придётся довольствоваться одинокой постелью через стенку от них. Если бы принцесса Женевьев несколько меньше читала труды Жильбера с ле-Гием и несколько больше внимания уделяла модным любовным романам, она, даже при полном отсутствии какого бы то ни было опыта, могла бы догадаться, что возмущение Эстер было отнюдь не столь вздорно и совсем не граничило с изменой. Однако принцесса не читала любовных романов и в Джонатане ле-Брейдисе видела не мужчину, а своего верного слугу, также как в Эстер Монлегюр видела не женщину, а дочь главы Малого Совета, по иронии судьбы помогающего беглой принцессе в её скитаниях.

Всё это, как легко догадаться, весьма отягощало жизнь всем троим.

Джонатан не знал ни одной спокойной минуты с тех пор, как они тронулись в путь. По правде, воспоминания о спокойных минутах вообще терялись где-то в необозримой дали, в незапамятном прошлом. Жизнь раскололась на две половины: до той минуты, когда он принял пост у королевской спальни вместо напившегося в хлам лейтенанта Хольгана, и после неё. С той поры наш бедный экс-гвардеец не знал покоя; он вообще ничего не знал, кроме того, что не может оставить свою принцессу и не хочет гневить свою жену. Порой, сидя между ними, прямыми, бледными, кидающими друг на друга холодные взгляды поверх стола, Джонатан малодушно мечтал, что вот сейчас в трактир ворвётся, громыхая шпорами и потрясая пистолетами, полицейский наряд и арестует их, положив конец страданиям бывшего лейтенанта лейб-гвардии. Но мечты его оставались мечтами: никто не врывался в трактир, кроме полупьяных рабочих, и единственным, кого арестовали за эти недели, был разбуянившийся дебошир, затеявший драку изза слишком разбавленного пива.

Впрочем, до определённого момента всё шло не так уж плохо. Эстер проявила себя не только с худшей, но и с лучшей своей стороны: её золотые руки стали для них главным источником дохода и открывали любые двери понадёжнее проездной грамоты, украденной ею из документов отца. Эту грамоту они пока придерживали до Френте, до той поры, когда им предстоит проникнуть на корабль, отбывающий к острову Навья.

– Не стоит рисковать и привлекать к нам внимание, – сказала Женевьев, хмуро разглядывая печать своего недруга в самый первый раз. – Пока мы сможем обходиться без этого документа, станем обходиться без него.

– Так я зря обокрала родного отца, выходит, так, что ли? – не замедлила язвительно вставить Эстер, хотя прекрасно знала, что Женевьев совершенно права.

Джонатан также одобрил мнение принцессы и зашил грамоту в подкладку своего потрёпанного мундира, который почти не снимал, хотя один только вид печати Малого Совета мигом обеспечил бы им гораздо более сытный ужин и куда более мягкие кровати.

Отныне единственным средством к проживанию и передвижению для них стало мастерство Эстер. В каждом трактире, куда они заезжали, находилась затупившаяся мясорубка или сломанный граммофон, а так как плата, которую Эстер просила за свои услуги, была куда ниже той, что требовали местные механики, её помощью охотно пользовались. Порой, что греха таить, приходилось идти на небольшую хитрость. Под покровом ночи Джонатан, прокравшийся на стоянку дилижанса, расшатывал в колесе несущую ось, а когда неисправность обнаруживалась наутро буквально за пять минут до запланированного по расписанию отбытия, под боком возникала очаровательная белокурая фея в клетчатой рубашке и холщовых брюках, по мановению волшебной палочки – в виде гаечного ключа – тут же устранявшая поломку. Разумеется, кучер не мог отказать ей и двум её спутникам занять заднее сиденье в дилижансе и подбросить их совсем недалеко, только на ту сторону холма.

Так продолжалось недели две. Была покрыта уже половина пути до Френте, и обе женщины, казалось, понемногу привыкали друг к другу. Эстер, вопреки своей ревнивости отнюдь не бывшая дурой, видела, что принцесса в самом деле не предъявляет на Джонатана иных прав, кроме как на своего телохранителя; Женевьев же, признавая очевидную пользу, которую приносила Эстер их маленькой группе, не могла её за это не уважать. Дела шли, таким образом, скорее валко, чем шатко, до одной прелестной летней ночи, когда Джонатан со своими спутницами не сумел засветло добраться до людского жилья. Пришлось заночевать без крыши над головой, недалеко от дороги, под ненадёжным прикрытием кустов бузины.

Женевьев никогда прежде не приходилось ночевать на голой земле под открытым небом. Однако она ни единым звуком не выдала этого и улеглась на импровизированном ложе из травы и дубовых листьев с таким невозмутимым видом, точно это было трёхспальное ложе во дворце Сишэ. Джонатан суетился вокруг неё немного больше обычного, вновь вынуждая Эстер недовольно хмуриться, а потом заявил, как нечто само собой разумеющееся, что останется на посту и всю ночь не сомкнёт глаз, защищая принцессу от злых людей и отгоняя от неё комаров. Измученная долгим днём пути, Женевьев уснула почти тотчас, и до полуночи Джонатан, верный присяге, бдел над её свернувшимся калачиком телом. Ровно в полночь Эстер подошла к нему сзади и, прижавшись, закрыла ему рот своей маленькой намозоленной ладошкой.

– Не смей возражать, – шепотом велела она, и Джонатан судорожно выдохнул ей в ладонь, изливая этим вздохом всё испытываемое им неописуемое страдание. Он должен был возразить, обязан был возразить, но… летняя ночь была так прелестна и легка, воздух был так прозрачен и чист, так ярко сияли звёзды, так нежно ухали вдалеке ночные птицы, так спокойна была эта ночь и так крепко спала совсем рядом ни о чём не подозревающая принцесса Женевьев… И тут Джонатана настигла мысль, ужасающая в своём двуличии: ведь он поклялся бдеть у ложа принцессы всю ночь, не так ли? Так ведь этой клятвы он никоим образом не нарушит, даже если уступит нежным и требовательным домогательствам своей любимой жены…

Боже, боже, ты ли это, стойкий юный лейтенант, до глубины души возмущённый предложением перекинуться в кости на посту?

Единственное, что мы можем сказать в оправдание Джонатана – то, что он ещё был в том возрасте, когда зов плоти зачастую начисто затмевает глас разума. Что тут поделать? Можно только молча скорбеть, но, положа руку на сердце, кто из нас хоть раз в жизни не совершал подобную восхитительную глупость?

Итак, два юных сердца слились в пароксизме нежной страсти на полянке, озарённой лунным сиянием, и на время этого романтического действа Джонатан, как и следовало ожидать, снял мундир.

Час спустя Эстер, подобно Женевьев, сладко сопела, свернувшись калачиком поближе к костру и к тёплому телу своего дорогого супруга, на которого она, засыпая, уже нисколечко не сердилась. Джонатан смотрел на золотистые искры, играющие в её пушистых волосах, и чувствовал себя настолько счастливым, что совершенно расхотел спать, и остаток ночи просидел, любуясь своей возлюбленной и одновременно гордясь тем, что, несмотря на минутную слабость, свято соблюдает свой долг, охраняя покой принцессы.