Сердце разбитой кометы - читать онлайн книгу. Автор: Татьяна Луганцева cтр.№ 25

– Не за что, – ответила Тоня.

Проводница ушла, а они с Валентиной Петровной приступили к чаепитию. Без этого, Тоня поняла, ей не спать.

– Спасибо за печенье.

– Да угощайтесь, Тонечка, пожалуйста! Я в дорогу всегда с собой сладенькое беру. Нет ничего лучше, чем чаек в хорошей компании. Приятно вот так-то скоротать вечерок, – ответила попутчица.

– Только не вечер уже. Половина первого ночи, – отметила Антонина.

– Я намек поняла. Сейчас будем ложиться. Сходим в туалет, умоемся, обязательно хорошо закроем дверь, мало ли что, и прямо вот до Петербурга! В восемь тридцать уже на месте. Красота! Не знаю, как вы, а я очень хорошо в поезде сплю.

– Я тоже, правда, в поезде давно не ездила.

– Ой, в поездах так спится! Так спится! Стук колес убаюкивает, как в колыбельке. Вмиг заснете! – пообещала Валентина Петровна и тут же поинтересовалась: – А вы, простите, не храпите?

– Я не знаю… – рассмеялась Тоня.

Она и в самом деле не заметила, как уснула, и была разбужена Валентиной Петровной уже под утро.

– Вставайте, Тонечка! Подъезжаем! Еще вот в туалет надо успеть. Умыться, красоту навести!

Отстояв небольшую, но долгую очередь в туалет, Тоня вернулась в купе. Она вытащила косметичку и принялась наводить красоту. Тоня припудрилась, подвела глаза и накрасила губы. Обычно с утра она так рьяно не красилась, но встреча с Трофимом подогревала ее. Косметика ложилась криво, так как поезд шатало и трясло, а Тоня не была особой мастерицей в области макияжа.

Валентина Петровна внимательно следила за ее действиями.

– И вы еще утверждаете, что едете не к мужчине? Я же стреляный воробей в этих вопросах! – фыркнула она.

Антонина промолчала, складывая пудру и помаду в косметичку.

В вагоне толпились пассажиры, проводница с утра была совсем не улыбчивая и какая-то нервная. Пить чай и завтракать они не стали и вскоре вышли на перрон Московского вокзала. Антонина попрощались с попутчицей и пообещала, что обязательно заглянет в гости к Валентине Петровне в художественный музей.

В такси Антонина нервничала, то и дело поглядывая в небольшое зеркальце пудреницы и нервно покусывая губы. Ей предстояла встреча с Трофимом, совсем скоро она увидит его насмешливые глаза, ощутит тепло ладоней… От этих мыслей Антонину бросало то в жар, то в холод.

Наконец машина остановилась у подъезда старого, типично питерского дома, превращенного в гостиницу. Впереди просматривался Невский проспект.

– Вы художница? – спросил таксист, помогая ей вытаскивать чемодан.

– Нет, а почему вы спрашиваете? – поинтересовалась она.

– Обычно здесь художники останавливаются, – пояснил он.

– Я сценарист, – ответила Антонина.

– Ну, это один черт!

Антонина расплатилась по счетчику, поднялась и потянула на себя тяжелую дверь подъезда с затейливой ручкой. Попав в гостиницу, она обомлела. Пораженному взору предстала обшарпанная, очень старая лестница с отколотыми краями ступеней. На каждой ступеньке с обеих сторон горели маленькие свечки, и горели, по-видимому, давно, так как ступени были залиты расплавленным желтым воском. Не без опаски Антонина поднялась на второй этаж. «Господи, куда идти? Странное какое место, совсем не похожее на отель. Где номера?» – подумала она, растерявшись.

И тут одна из дверей распахнулась. Перед изумленной Антониной предстал молодой мужчина в черной одежде.

– Вы к нам на отпевание? – строго спросил он.

– Чего? Да я…

– Проходите! – И он пропустил ее вперед.

Антонина оказалась в огромном помещении с зашторенными окнами и мягкими диванчиками вдоль стен. Горели свечи. Трепетные тени метались по темным стенам. Широкий стол ломился от разнообразной еды, и повсюду горы пустых бутылок.

В нос Тоне шибанул запах воска, пота, тяжелого парфюма и еще бог знает чего. Она еле удержалась на ногах. В этот момент кто-то поднес ей рюмку, напутствуя словами:

– До дна! Штрафная.

Слова прозвучали почти с угрозой, и Тоня махнула «не глядя» и не нюхая. Это оказалось что-то очень крепкое, чего она раньше не пила. Глаза у Антонины моментально вылезли из орбит. И снова некий «кто-то» сунул ей в рот кусок ветчины и сразу налил вторую.

– Между первой и второй…

– Да, да… знаю, а когда я заселяться буду? – спросила Антонина и вдруг с ужасом икнула.

Чуть в стороне от стола на возвышении стоял черный гроб, обитый изнутри красным атласом. В гробу лежал пожилой лысый мужчина, судя по всему, маленького роста. Одет он был в черный смокинг и белоснежную рубашку с белым галстуком-бабочкой.

– О господи! – выдохнула Антонина и выпила вторую порцию того, что ей налили.

– Заселишься, заселишься, – сообщил ей кто-то на ухо, – все мы заселимся на свои два квадратных метра, рано или поздно…

– Я с дороги, мне бы пока в номер… – снова икнула она.

– У нас у всех одна дорога! – прервал ее бас. – Сегодня вот мы провожаем в последний путь нашего дорогого Геннадия Альфредовича Моисеева, великого человека и хорошего художника, то есть наоборот – хорошего человека и великого художника.

Антонина поняла, что она попала не туда, но привлекать внимание к своей персоне в такой торжественно-траурный момент было некрасиво. Ее отвели в сторонку и усадили за стол. А на столе уж было и что попить, и что поесть. Народу около стола столпилось много, в основном были люди среднего возраста и богемного вида. Все, естественно, были очень пьяны, но настроены весьма доброжелательно. Антонина могла почувствовать это и по отношению к себе. И хотя ее здесь никто не знал, но отнеслись как к родной, как к близкому другу.

«И все это с такого раннего утра!» – удивилась Антонина и вдруг поняла, что собравшиеся совсем не в курсе, что уже утро. Они как начали с вечера, так и продолжали. Тоня натощак, да от нервного переживания опьянела очень быстро и уже чувствовала себя так, что и встать не могла.

– К-кого хороним? – спросила она у сидящей рядом женщины в длинном черном платье с какими-то облезлым мехом у ворота.

– Так это наш любимый Геночка! Вы не знали его?

– Я – нет… слава богу! Ик! То есть я хотела сказать, что если бы знала лично, то сильно бы сейчас расстроилась.

– Отчего же? Смерть – это прекрасно! – И дама, глубоко затянувшись сигаретой, пыхнула Тоне в лицо дымом. – Это такое же торжественное событие, как и любой праздник, только очень ответственное! Ты лежишь себе, совершенно успокоившись, тебе уже ничего не надо…

– Это точно! С этим никто не спорит, – покачнулась Тоня.

– Смерть – это высшее достижение жизни! Полное умиротворение после всей этой ненужной суеты, – философски заметила женщина. – И это прекрасно! И посмотрите, как все величественно и красиво! А после тебя остается твое дело. Вот взгляните по сторонам. Видите? На стенах картины. Так это работы Геннадия Альфредовича. Вот его нет, а работы есть и будут! Вы художница? – спросила она.