Дождь
Проснувшись, Тэлли чувствовала себя так, словно снова стала
уродкой.
В голове царила полная, пронзительная ясность. Серый
утренний свет был для нее ярким и искрящимся, и таким резким, что казалось, о
него можно порезаться. По окну комнаты Зейна сердито стучали капли
полузамерзшего дождя — будто кто-то ногтями барабанил по стеклу.
Но Тэлли ничего не имела против дождя. Дождь окутывал
пеленой высотные здания и сады, превращал все за окном в серые и зеленые пятна.
Свет от других особняков отбрасывал размытые отблески на мокрую траву.
Дождь начался поздно ночью и в конце концов погасил костер
«кримов», хляби небесные разверзлись по велению разгневанной доктора Кейбл. С
того дня Зейн и Тэлли двое суток не выходили из дому и не могли свободно
говорить друг с другом, находясь внутри умных стен особняка Пульхера. Тэлли
даже не могла рассказать Зейну о том, как у Шэй проснулись старые воспоминания,
и о встрече с доктором Кейбл. Хотя не сказать, чтобы ей не терпелось признаться
ему, как выдала их тайну Шэй, и о том, что поведала Кейбл о прошлом Зейна.
В это утро на них обрушилась гора звонков и сообщений, но
Тэлли пока просто не могла согласиться на новые встречи с «кримами».
Происшествие на стадионе и последние двое суток непрерывного мелькания в
выпусках новостей превратили «кримов» в самую популярную группировку в
Нью-Красотауне, но как раз новички «кримам» сейчас были совсем ни к чему. Им
нужно было оставаться просветленными, а Тэлли очень опасалась, что третий день
пребывания в четырех стенах из-за дождя всех вернет в дремоту красотомыслия.
Зейн уже проснулся. Он прихлебывал кофе и смотрел в окно,
рассеянно крутя браслет на запястье. Тэлли заворочалась, и Зейн посмотрел на
нее, но не сказал ни слова. С тех пор как на них нацепили интерфейсные
браслеты, их молчание стало заговорщицким, их секретное перешептывание —
интимным, но Тэлли боялась, что из-за этой молчанки они отдалятся друг от
друга. В одном Шэй была права: до того дня, когда Тэлли вместе с Зейном
поднялась на мачту, она этого парня едва знала. А то, о чем обмолвилась доктор
Кейбл, заставило Тэлли признаться себе, что она и до сих пор знала его не
слишком хорошо.
Но как только они избавятся от браслетов и выберутся из
города, память очистится от пелены красотомыслия, и тогда ничто не помешает им
рассказать друг другу все.
— Жуткая погодка, да? — заметила Тэлли.
— Похолодает еще на несколько градусов — и пойдет снег.
Тэлли обрадовалась.
— Ой, снег — это была бы просто красотища! — Она
подняла с пола грязную футболку, скомкала ее и швырнула, целясь в голову
Зейна. — Будем в снежки играть!
Зейн не стал отбиваться и едва заметно улыбнулся. Головная
боль у него прошла, но проснулся он с серьезным настроением. Они с Тэлли оба
понимали, хоть и не говорили об этом, что скоро им придется покинуть город.
Мешали только браслеты.
Тэлли ради интереса попробовала снять свой браслет. Он легко
соскользнул с запястья кисти руки. Еще каких-то несколько сантиметров — и его
можно будет стащить. Она почти ничего не ела со вчерашнего дня и решила: лучше
поголодать, лишь бы только избавиться наконец от проклятого наручника.
«Но смогу ли я стать такой тощей?» — гадала Тэлли.
Ей казалось, что окружность браслета все же чуть-чуть
меньше, чем толщина костей ее руки. Это давало надежду — ведь голодай не
голодай, кости тоньше не станут.
Она уставилась на красную полоску, оставленную металлическим
обручем. Больше всего мешал сустав большого пальца. Тэлли мысленно нарисовала
картину: она рывком заламывает палец, кость трескается и браслет соскальзывает
с руки. Трудно было представить себе способ страшнее.
В дверь позвонили. Тэлли вздохнула. Кому-то надоело, что ему
не отвечают, и этот человек решил явиться лично.
— Нас нет дома, правильно? — осведомился Зейн.
Тэлли пожала плечами. Наверное, стоило сделать вид, что их
нет, — на случай, если явилась Шэй или кто-нибудь, страстно желающий
пополнить ряды «кримов». В конечном счете, она вообще не горела желанием ни с
кем общаться.
Звонок прозвенел снова.
— А кстати, кто это там? — спросила Тэлли у
майндера комнаты, но комната ответить не смогла.
А это означало, что за дверью стоит кто-то без интерфейсного
кольца.
— Интересно, — проговорил Зейн.
Они переглянулись, и Тэлли поняла, что настал один из тех
моментов, когда любопытство пересиливает осторожность.
— Ладно, открывай, — сказала она комнате.
Дверь скользнула в сторону. На пороге стоял Фаусто. Выглядел
он, как котенок, которого выловили из реки: промокшие волосы прилипли к голове,
одежда вымокла до нитки, но глаза радостно сверкали. Под мышками он держал два
скайборда. С их пупырчатых поверхностей на пол стекала дождевая вода.
Фаусто без слов вошел в комнату и разжал руки. Скайборды
выскользнули и замерли примерно в полуметре от пола, а Фаусто вынул из карманов
четыре спасательных магнитных напульсника и два колечка-датчика, которые нужно
было крепить на пупке. Затем он взял одну из летающих досок, перевернул ее и
показал на крышечку доступа к панели управления. Тэлли скатилась с кровати,
шагнула ближе и осмотрела скайборд. Гайки, которыми крепилась панель, были
отвернуты, наружу торчали два красных проводка, концы которых были скручены
между собой и перемотаны черной изолентой.
Фаусто пантомимой изобразил, как разрывает проводки, после
чего развел руками, изображая поддельное изумление: «Куда все подевались?», и
самодовольно ухмыльнулся.
Тэлли медленно кивнула. Прошло почти три дня после
происшествия на катке, а Фаусто по-прежнему был бодр и сообразителен, и его
флэш-татуировка весело вертелась. Хорошо, что хотя бы он не потратил впустую
дождливые дни и ночи. Эти два скайборда были перепрограммированы в старом
добром уродском стиле. Стоило разъединить проводки — и механизм ограничения и
слежения за скайбордом выходил из строя, летающая доска исчезала из вида
городской системы слежения.
Теперь, избавившись от браслетов, Тэлли и Зейн смогли бы
полететь куда угодно.
— Просто блеск, — сказала Тэлли громко, не боясь,
что ее услышат стены.
Они не стали дожидаться, когда проглянет солнце.
Полет под дождем напоминал холодный-прехолодный душ. Окно
доставки выплюнуло защитные очки и туфли с подошвами-липучками, поэтому стоять
на летающей доске было можно, хоть и с трудом. Из-за сильного ветра стеганое
зимнее пальто Тэлли прилипало к коже, капюшон сразу слетел с головы и норовил
при повороте окатить ее дождевой водой.
Сноровка, обретенная в пору уродства, не пропала. Если
операция что-то и изменила, то только в лучшую сторону: чувство равновесия у
Тэлли значительно улучшилось, и она не соскальзывала с доски, несмотря на то,
что дождь уже больше напоминал мокрый снег. Она включила подогрев пальто на
максимум, но и это мало спасало. Сердце билось учащенно, зубы стучали от
холода, зато голова оставалась ясной.