Венецианское завещание - читать онлайн книгу. Автор: Анна Князева cтр.№ 49

Дайнека хотела заговорить, но не знала, как начать. Вчера ночью она совсем не ожидала от Фимы такой откровенности. И оттого сегодня ей было не по себе.

Шли молча.

– Ты должна пообещать мне, – неожиданно сказала Фима, – что не станешь меня жалеть. Иначе нам с тобой будет трудно… Понимаешь?

– Все понимаю.

– Хорошо.

Они миновали мостик, за которым нужно было свернуть в школу.

Дайнека шагала в ногу с Фимой и думала о том, как трудно понять человека сразу. И как постепенно, по каким-то засевшим в памяти взглядам и фразам возникает прозрение. Приходит понимание, что рядом с тобой человек, который близок и дорог тебе. Твой человек…

Шли тихими узкими улочками: маленькие палаццо, дома, каналы…

– Мы с отцом не всегда жили в Москве. Туда мы переехали оттого, что не могли больше оставаться в Красноярске, – Дайнека начала говорить неуверенно, как будто пробуя, получится или нет. – Нас бросила мама, когда я училась в пятом классе. Была теплая осень, бабье лето. Я пришла из школы, а дома папа – меня ждет. Сначала я подумала, что с мамой что-то случилось, заболела или еще хуже… Но папа сказал, что она бросила нас.

Теперь я понимаю, то утро перед школой было последним счастливым утром. Потом – только боль и обида. Она ведь не просто ушла, она украла у меня отца. Такого, каким я его знала. Со мной остался другой человек, и он уже никогда не стал прежним.

Фима затихла, она внимательно слушала Дайнеку.

– Ты не пыталась найти ее? Поговорить, может быть…

– Увидела ее месяца через четыре. Случайно встретились на улице. Дура была, думала, что сумею ее вернуть, пошла к ней домой.

– Ну, и что?

– Мама любила другого человека. Он, точнее, она заменила ей все, и даже меня.

– Она? – Фима ошарашенно посмотрела в глаза Дайнеке. – Ты сказала «она»?

– Почему тебя это удивляет? Случается и такое. Мне тогда было двенадцать лет, но я сразу все поняла. Я видела, как они любят друг друга. Смотрела иногда в их окна. Они жили на втором этаже, и если отойти подальше или влезть на что-нибудь, видно было хорошо. Я радовалась, если мать смеялась. Плакала вместе с ней. И ревновала страшно.

Потом встретила под ее окнами отца. Поняла, что он часто стоял там, только мы никогда не пересекались. Он тоже все понял. Вскоре мы уехали в Москву.

– Ты не писала матери, не звонила?

– Один раз отправила ей открытку. И она ответила. Через десять лет. Я сразу же поехала к ней в Красноярск. Лариса, подруга ее, ушла. Потом была другая, но ее убили. Короче – жуткая приключилась история. Если бы не Джамиль…

– Кто такой Джамиль? Узбек?

– Русский. Я очень его любила и однажды потеряла. – Дайнека грустно улыбнулась. – Он вернулся, когда мне была нужна помощь.

– Ты сказала, что любила его. А теперь?

– И теперь люблю. Только не знаю, где искать.

– А почему он тебя не ищет?

– Он думает, что меня убили. И потом, у него такая жизнь…

– Он что, наемный убийца? – пошутила Фима.

Дайнека испуганно уставилась на подругу. Та отвела глаза.

– Прости…

– Он не убийца.

– Ясно, «джентльмен удачи»… Если бы дело не зашло так далеко, я посоветовала бы держаться от него подальше.

– Поздно… – звенящим голосом сказала Дайнека.

– Не надо, не плачь… Ясен перец.

– Как ты сказала? – Дайнеку рассмешили эти нелепые слова.

– Ясен перец. Ты что, ни разу не слышала?

– Нет, – созналась Дайнека. – Это что, у тебя в школе дети так говорят?

Фима неопределенно мотнула головой:

– Можно сказать и так. А отец? Он не женился?

– Жениться не женился. Есть у него… одна пигалица, Настей зовут.

Фима понятливо хмыкнула:

– Ясно, можешь не продолжать.

– Нет, – торопливо заговорила Дайнека, – она его любит, и вообще…

Фима внимательно посмотрела на нее:

– Ты кого пытаешься убедить, себя?

– Себя… Так и есть, – сокрушенно кивнула Дайнека.

– Ну вот, если только себя… Ему она уже лапши на уши навешала. Ему хватит.

– И ничего-то тут не поделаешь…

– Ничего, – согласилась с ней Фима.

Пришлось свернуть, впереди было море, утыканное у берега сваями, а вдали – острова. Дайнека оглянулась и увидела две мужские фигуры, неотступно следующие за ними. Дальше шли вдоль каких-то складов и пакгаузов.

– Я хотела спросить тебя, – нерешительно поинтересовалась Фима. – Эта купчая, из-за которой там, в конторе… – она не договорила. – Откуда она взялась?

Собираясь с мыслями, Дайнека молчала, а потом неожиданно для себя разоткровенничалась. Она рассказала о смерти бабушки, о том, что произошло с Костиком, а потом с ней, и о той грустной истории, которая случилась сто лет назад. Даже пересказала все письма, она их помнила наизусть.

– За два дня… – Фима высморкалась в платок. – План… по слезам и соплям… мы перевыполнили.

Старинная дверь распахнулась, и они оказались в комнате Николая Бережного.

– Заходи, Фима, не бойся.

– Неужели сто лет?

– Мне тоже не верилось. – Дайнека огляделась. – Вот здесь все его работы. В России почти ничего не сохранилось, только одна картина выставлена в Третьяковке. Называется «Венецианские видения», но я никогда ее не видела.

Дайнека остановилась посреди комнаты и оглянулась на Фиму:

– Посмотрим? Знаешь, у меня руки трясутся.

– Я тоже волнуюсь, – ответила Фима.

Дайнека аккуратно сняла ткань, которая укрывала картины. Стараясь не трясти ею, передала Фиме, и та сложила ветхие лохмотья в углу комнаты. Осторожно, опасаясь повредить, Дайнека выдвинула первую с края картину. Она оказалась не слишком большой, ее можно было рассматривать, удерживая перед собой в вытянутых руках. Покрытое масляными красками полотно хорошо сохранилось, и только в некоторых местах небрежной паутинкой разбежались по поверхности мелкие трещинки.

Глядя на картину, Дайнека узнавала главную набережную Венеции. Она была многолюдна и залита солнечным светом. Под белоснежными кружевными зонтиками прогуливались дамы с кавалерами. Собака непонятной породы, мальчик, рисующий красками. Неожиданно для себя она заметила, что улыбается. Чувствовалось, что для художника это было счастливое время.

– Тысяча восемьсот девяносто девятый… – услышала она голос Фимы. – Здесь, на обороте, указана дата.