На прощанье я скажу - читать онлайн книгу. Автор: Джонатан Троппер cтр.№ 5

Она улыбается так, будто вопрос — затравка для их междусобойной шутки.

— И вправду — что?

Никого не удивит, что он ни для кого никогда не был примером образцового отца. За семь лет, прошедших с развода, он пропустил, умышленно или по расхлябанности, больше дней рождений, школьных концертов и университетских спортивных состязаний, чем хватает духу вспомнить. Его отношения с Кейси постепенно перешли от веселых и легких к натянутым и холодным, и когда начался подростковый период, от ее прежде неизменной снисходительности не осталось и следа. Он знает, что это его вина, знает, что заслуживает куда большего презрения, чем она способна выказать, и все же в том, что слышишь от своей дочки пренебрежительно брошенное «И правда — что?», есть что-то такое, отчего чувствуешь себя полностью и окончательно раздавленным.

Кейси оглядывает их троих, и он смотрит на них ее глазами: Джек, стареющий донжуан, выезжающий за счет своего дурацкого обаяния, потускневшего еще в конце девяностых, Оливер, грузный и угрюмый, он годится ей в дедушки и, потея в своей футболке размера XL, он вспоминает группу, переставшую быть крутой еще до ее появления на свет. Она окидывает быстрым взглядом студенток, затем с циничным блеском в глазах снова оборачивается на них, и вот они уже определены в категорию унылых, облезлых старперов, коими, собственно, они и являются.

Непросто нормально подняться, когда сидишь в шезлонге да еще пытаешься одновременно втянуть живот. После нескольких неуклюжих телодвижений он принимает наконец вертикальное положение, но даже от этого нехитрого усилия багровеет и задыхается. В «Версале» вполне приличный тренажерный зал, и, учитывая уйму свободного времени, можно было бы предположить, что он до него все-таки дошел.

Он целует ее в щеку. Она не отшатывается, что до нелепого переполняет его радостью.

— Ничего себе! — обращается к ней Джек. — Сколько тебе нынче?

— Восемнадцать.

— Ого, я чувствую себя стариком.

— Нет, есть подозрение, это из-за вашего собственного возраста.

— Трах-тибедох! — восклицает Джек.

Так он иногда выражается. Они не знают почему.

Кейси закатывает глаза, напрочь отказывая Джеку в существовании, и смотрит на Сильвера.

— Мне нужно с тобой поговорить.

— Все нормально?

Пару секунд она как будто обдумывает вопрос.

— Все великолепно.

— Пойдем внутрь, — предлагает он.

— Конечно.

Пока она идет перед ним к отелю, Сильвер замечает цветное пятно, красный всполох на ее плече.

— Что это?

— Просто роза, — отвечает она ощетинясь.

Татуировка и вправду вполне скромная — кроваво-красная роза с одним листком, выведенная на лопатке. Даже самые распоследние отцы могут раскричаться, увидев нечто подобное. Но он уже давно утратил все права на отцовское негодование, так что, может, у него есть шанс что-то на этом выиграть.

— Симпатично.

Кейси криво усмехается.

— Ты еще не видел той, что у меня на заднице.

— Господи боже!

— Соберись, Сильвер. У нас есть дела поважнее.

— Какие, например?

Она оборачивается, все еще ухмыляясь, но глаза широко раскрыты, и он видит, что она дрожит.

— Например, я беременна.

Бывают моменты, когда ты буквально ощущаешь, как земля бешено вращается под ногами, до такой степени, что инстинктивно необходимо за что-то схватиться. Он нежно берет Кейси за руку и смотрит ей в глаза. Они стоят, пока мир вокруг распадается на части, и оба ждут, что же он сейчас скажет.

— Ого.

Вот что он говорит. Она и сама толком не знает, что ожидала услышать. Дрю Сильвер не то чтобы был знаменит умением сказать нужные слова в трудную минуту. Да и вообще никогда. Но в его защиту стоит отметить, что он хотя бы не говорит: «Ты уверена?», «Кто это сделал?» и «Я был о тебе лучшего мнения».

Он не злится, не орет и не отводит глаза. Если и есть какие-то плюсы в том, что у тебя такой хреновый отец, так это, что он давно не вправе судить. Сильвер смотрит ей прямо в глаза и берет за руку, что в любой другой ситуации ее бы взбесило, но вот сейчас, когда она впервые произнесла вслух эти слова, она вроде даже совсем не против, чтобы ее подержали за руку. И когда Сильвер касается ее, она чувствует, как какой-то тугой узел внутри нее шевельнулся и ослаб.

— Ого, — повторяет он.

Он не кричит, у него не отваливается челюсть, ничего похожего. Это «ого» всего лишь, чтобы заполнить паузу, пока он осознает этот печальный факт — как человек, который добрую часть жизни провел, осознавая печальные факты, и теперь ей понятно, что именно поэтому она и пришла к нему.

И хотя он паршивый отец, и она знает, что в следующие пять минут он почти наверняка ее разочарует, но вот сейчас она могла бы расплакаться от любви к нему, хотя и ненавидит себя за это. Поэтому она не сдерживается. И плачет. Прямо перед этими несчастными мужчинами и полуобнаженными знойными цыпочками, разлегшимися у бассейна — и кто вообще пустил сюда этих девиц? Этот русский на входе ведет себя так, будто охраняет Белый дом, не иначе. Это лишь доказывает, как многого можно добиться, обладая хорошими сиськами.

А ее отец — он прижимает ее к себе, обнимает одной рукой, как будто не знает толком, как это делается, как будто боится, что может ее сломать, и как, черт возьми, ты умудрился столько прожить, не научившись обниматься? Она вообще-то терпеть не может, когда ее жалость к нему мешается со злостью, и от этого обычно ведет себя втройне гадко, но сейчас она закрывает глаза и утыкается в его шершавую, видавшую виды футболку, чтобы успокоиться. Она вдыхает его знакомый запах, который про себя называет «Одеколон неудачника», кажется, это помесь лосьона после бриться и талька. И хотя она цепляется за него, как утопающий за соломинку, она уже чует, как подступает привычная злость — это как старая песня, столько раз слышанная, что она уже даже и не песня, а отработанная дорожка в мозгу, которую уже невозможно использовать.

Она чувствует, как внутри поднимается злость — на него, на себя, и она высвобождается из его неумелых объятий, наверное, чуть резче, чем хотела бы. В смущении он отступает на шаг назад. Ей хорошо знакомо это выражение, этот удивленный, озадаченный взгляд — словно мир вертится слишком быстро и он за ним не поспевает. Примерно так же он смотрел на нее с тех самых пор, как она начала взрослеть: просто купить мороженого в нужный момент стало мало, и он сразу же растерялся. Она догадывается, что этот взгляд хорошо знаком ее матери, хотя они никогда об этом и не говорили. Как бы она ни презирала Сильвера, она больше не позволяет матери говорить о нем гадости, не потому что так предана ему, но потому, что мать до сих пор старается отыскать любую мелочь, указывающую на то, что брак распался не по ее вине, и Кейси просто не готова подбросить ей такой козырь. Хотя она более чем уверена, что мать права.