А потом звонит Джон, который не был знаком с Шалини, и выражает соболезнования.
— Я прочитал в газетах, — говорит он.
— Ясно.
— Квартирного хозяина собираются отправлять за решетку. У него на счету еще сотня нарушений.
— Ясно.
— Я могу чем-нибудь помочь? — спрашивает он.
— Да нет, вряд ли.
Пауза.
— Я сегодня опять харкал кровью…
Адам Рич не хочет, чтобы его смерть была самоубийством. Шутки в сторону. Он хочет, чтобы это было убийство.
Мы останавливаемся на том, что он был убит рабочим сцены, уволенным из ресторана-театра, на парковке у клуба «Гадюка», прославленного тусовочного места в Лос-Анджелесе. Ему нравится идея насильственной смерти, а еще лучше — то, что она произошла в таком месте, которое ярко свидетельствует, что даже за несколько часов до своей внезапной и кровавой гибели этот человек умел веселиться. Мы же, описывая его жизнь, коснемся его давней зависимости от препаратов, затронем эту тему походя. Мы придумали, что это будут не наркотики, а витамин С: якобы во время съемок «Кода: красный» с Лорни Грин
[160]
, он зациклился на защите от пожаров и уверовал в то, что определенные вещества могут придать его коже огнеупорные свойства. Мы расскажем про его интерес к мотокроссам и живописи и откроем миру, что Николас из «Восьми хватит» был не просто актером, а кем-то большим: на самом деле это был созревающий гений авторского кино, на момент своей смерти он работал над «блокбастером, совмещающим различные жанры и включающим мультимедиа и интерактивные элементы», — загадочный и многообещающий проект, известный в голливудских кругах как «проект “Скваттер”». Он одобряет все это, ему нравится сама идея безвременной кончины гения.
Рассказ о нем начинается так:
Говорят, что, подлетев слишком близко к солнцу, рискуешь обжечь крылья. Адам Рич — актер, кумир и иконоборец — поднялся слишком быстро и слишком высоко, но 22 марта он подлетел к солнцу слишком близко. Скорбят его сверстники, скорбят его близкие, скорбит вся нация…
Тоф сидит на диване, согнувшись над учебником истории. Я хожу взад-вперед по гостиной и щелкаю пальцами.
— Прекрати, пожалуйста, — говорит он.
— Нет.
Я на взводе. Сегодня великий вечер. Сари в городе. Тоф отправляется на бар-мицву, и мы встречаемся с Сари. О как. О как. Вот так вот.
Мы быстро готовим ужин, и ему надо переодеться…
— Зачем мне переодеваться?
— Ну это ведь религиозное мероприятие, правильно? Напомни-ка мне адрес.
— А я не знаю.
— Стоп. У тебя же есть приглашение?
— Да, но…
— Ну и какой там адрес?
— А оно разве не у тебя?
— У меня? Почему оно должно быть у меня?
— Я его и в глаза не видел.
— Так. Господи боже мой.
Он звонит однокласснику, узнает подробности и выходит в брюках, насчет которых я боялся, что их-то он и наденет — те самые, с чернильными пятнами на кармане.
— У тебя что, нет чистых брюк?
— Если бы кое-кто хотя бы иногда стирал одежду, то были бы.
— Что-что? Ты их хоть раз клал в стирку, умник? Сначала надо хотя бы положить вещь в стирку, ты, маленький…
— А зачем класть их в стирку, если я их вообще не надеваю?
— Черт, как раз для таких случаев, идиот!
Я отвожу его на Юнион-сквер, в гостиницу, где Толстяк Арбакл вытворял свои штучки
[161]
, а когда он вылезает из машины, я просто счастлив, что этот маленький дебил наконец-то вылез из машины. Я еду обратно в офис, где мы с Муди, Полом и Зевом трудимся над последним интервью Адама Рича — мы утверждаем, что это его эксклюзив нашему журналу:
В.: Кого вы могли бы назвать своим кумиром?
АДАМ РИЧ: Спенсера Трэйси, Джеймса Кэгни и Бэйба Рута
[162]
. Особенно Бэйба. Это человек, которого пытались удержать все, кто угодно, — игроки, женщины, алкоголь, а он просто брал один барьер за другим. Это такая высота, которой хотел бы достичь и я. Каждое утро, проснувшись, я думаю, как мне взять очередной барьер.
В.: Значит ли это, что каждое утро вы играете в бейсбол?
АДАМ РИЧ: Нет.
В.: Ха. Ну что ж, такой подход к жизни очень впечатляет. Вы похожи на человека, который готов принять голливудскую жизнь со всеми ее взлетами и падениями.
АДАМ РИЧ: Это вопрос мировоззрения. В последнее время судьба ко мне как к актеру была неблагосклонна. Но я понял главное: прошлое может быть препятствием на пути к будущему.
В.: Но какие-то перспективы существуют?
АДАМ РИЧ: Конечно, но для того чтобы заработать на хлеб, я не собираюсь эксплуатировать свое прошлое.
Чтобы закончить работу над выпуском, у нас остается всего неделя — и это не считая работу в «Кроникл», где к завтрашнему дню должен быть готов рекламный блок о газетных колумнистах:
НАШ ГЕРБАРИЙ: ЧИТАЙТЕ ГЕРБА КАЗНА ДЖОН КЭРРОЛЛ: ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В СТРАНУ ЧУДЕС
[163]
Как и во всем, мы больше всего ценим легкость. Я снова еду в гостиницу, чтобы забрать Тофа, отвезти его домой, потом вернуться на Юнион-сквер, в гостиницу к Сари. Я замедляю ход перед гостиницей Толстяка Арбакла и надеюсь, что перехвачу Тофа прямо на ступеньках у входа, где он уже меня ждет. Его там нет.
Я объезжаю весь квартал, и когда опять подъезжаю по Полк-стрит и опять останавливаюсь перед гостиницей, его там снова нет, а за мной едет идиотский трамвай, набитый придурками так, что висят на подножках — эге-гей! — и мне приходится сделать еще один круг, но когда я подъезжаю к выебанной туристами Юнион-сквер…