Душераздирающее творение ошеломляющего гения - читать онлайн книгу. Автор: Дейв Эггерс cтр.№ 23

Ох господи, ну давай же!

Я сижу, не открывая рта; для меня это единственный способ не поднимать шума. Ловит он хорошо — это у него и вправду получается великолепно, мы отрабатывали это упражнение с четырех лет, — но вот пода… ну почему этот парень не умеет подавать? Ему нужна бита полегче? Заткнись! Быстрая бита! Бита должна бить быстрее! Господи, бьет, как палкой жирной колбасы. Бей по мячу. Врежь по этому кокосу, парень!

Я никогда не был великим бейсболистом, хотя и делал вид, что разбираюсь в игре настолько, чтобы в старших классах и в колледже на летних каникулах подрабатывать тренером по тиболу [46] и спортивным инструктором в летнем лагере. Когда Тоф подрос, он тоже ходил со мной — мы каждый день заявлялись вдвоем — и смущенно принимал славу младшего брата спортивного инструктора, он ведь всегда любил покрасоваться.

Наблюдаю я, и наблюдают мамаши. Я не знаю, как мне с ними общаться. Я — как они? Время от времени они пытаются вовлечь меня в разговор, но совершенно ясно, что они тоже не знают, как вести себя со мной. Если все они смеются над чьей-то шуткой, я смотрю в их сторону и тоже улыбаюсь. Они смеются — я хмыкаю, но сдержанно; не хочу, чтобы казалось, будто я жажду их общества, хватит и просигнализировать: «Я вас слышу. Я смеюсь с вами. Сейчас мы вместе». Но когда смех затихает, я снова остаюсь в стороне, снова делаюсь чем-то иным, и никто не может понять, чем именно. Им не хочется вкладывать время в брата, которого отправили за Тофом, потому что мама готовит ужин или застряла на работе или в пробке. Я для них — ВРИО. Может, двоюродный брат. Или юный бойфренд разведенки? Им все равно.

Ну и на хуй. Все равно я не хочу приятельствовать с этими тетками, так какая мне разница? Я не они. Они — устаревшие модели, а мы — новые.

Я наблюдаю, как Тоф общается с другими детьми. Изучаю, гадаю, подозреваю.

Почему дети веселятся?

Над чем они смеются? Над бейсболкой Тофа? Она ему великовата, да?

Да кто они такие, эти шпингалеты? Я эту мелкоту в клочья порву!

Хм.

Хм, так вот в чем было дело. Всего-то. Хе-хе. Хе.

После тренировки мы вместе идем вниз по улице, Марин-роуд — это чудовище спускается с горы под углом 45°. Идти по ней и не выглядеть идиотом — задача почти непосильная, но Тоф изобрел походку, которая помогает справиться: получается что-то вроде такой поступи с ленцой — ноги чрезмерно изогнуты, руки как бы плывут перед идущим, он как бы загребает воздух и отбрасывает его назад, — но в результате получается гораздо более нормальный вид, чем у тех, кто болтает руками и шлепает подошвами, как делают обычно все, кто идет по этой улице. На редкость зрелищная походка.

Когда мы вступаем на нашу улицу, Спрюс, и земля выравнивается, я спрашиваю его со всей деликатностью, на которую способен, о его подачах, либо их несостоятельности.

— Слушай, а чего ты так подаешь хреново?

— Не знаю.

— Может, тебе надо биту полегче?

— Думаешь?

— Да. Наверное, стоит достать новую биту.

— А сможем?

— Конечно; подыщем новую биту или что-нибудь в этом роде.

С этими словами я толкаю его в кусты.

Мы все еще едем. Мы едем к пляжу. Если мы едем и по радио не играют какой-нибудь поворотный рок-н-ролл — революционный рок-н-ролл, изобретенный и исполненный асами современной музыки, — мы играем в слова. Надо, чтоб было шумно, чтоб была музыка и игры. Тишины быть не должно. Мы играем в такую игру, где надо называть известных бейсболистов, причем имя следующего должно начинаться с той же буквы, что фамилия предыдущего.

— Джеки Робинсон, — говорю я.

— Рэнди Джонсон, — говорит он.

— Джонни Бенч, — говорю я.

— Кто?

— Джонни Бенч. Кэтчер «Рэдз» [47] .

— Ты уверен?

— В смысле?

— Я про такого никогда не слышал.

— Про Джонни Бенча?

— Ага.

— И что?

— А то, что ты его сам придумал.

Тоф коллекционирует бейсбольные открытки. Он может назвать стоимость любой своей открытки — а их тысячи, если учесть коллекцию, которая досталась ему в наследство от Билла. И все-таки он ни о чем ничего не знает. Я не выхожу из себя, хоть он и заслужил хорошего удара башкой об стекло. Слышали б вы, какой при этом получается звук. Просто изумительный, даже Тоф с этим согласен.

Джонни Бенча? Джонни, блядь, Бенча?

— Поверь мне, — говорю я. — Джонни Бенч.

По дороге мы останавливаемся у пляжа. Я делаю остановку, потому что раньше слыхал о существовании подобных пляжей, — а как раз здесь, в филейной части большого изгиба, в нескольких милях от Монтары, находится именно такой пляж, с табличкой, гласящей: «Нудистский пляж». И меня вдруг охватывает любопытство. Я торможу, выскакиваю из машины…

— Приехали? — спрашивает он.

— Кажется, — отвечаю я — потерянно, смущенно…

…почти бегом перехожу дорогу и устремляюсь к входу, я спешу, пока меня не догнали Тоф и сомнения. Правильно ли это? Мне кажется, что да. Это неправильно. Я знаю, что делаю, я разбираюсь в том, что правильно. А это — правильно? Это отлично. Просто отлично. Нудистский пляж? Отлично. Нудистский пляж. Нудистский пляж. Мы идем ко входу. Бородач, сидящий на табуретке с серым металлическим ящиком на коленях, требует по десять долларов с каждого, кто хочет войти.

— С него тоже десять долларов? — спрашиваю я, показывая на стоящего рядом восьмилетнего мальчика в фуфайке с надписью «Кал.» и бейсбольной шапочке с надписью «Кал.», надетой задом наперед.

— Да, — отвечает бородач.

Я бросаю взгляд за бородача, пытаюсь заглянуть вниз, под обрыв, зацепить взглядом пляж и понять, стоит ли он того. Двадцать долларов! За десять долларов хотелось бы, чтобы внизу были по-настоящему внушительные голые женщины, а не просто какие-то голые натурщицы. Ладно, все в порядке. Это познавательно. Это естественно. Мы в Калифорнии! Здесь все иначе! Никаких правил! Это — будущее!

Я почти решился. Подхожу ближе к бородачу, чтобы Тоф не мог меня слышать, и пытаюсь выкачать побольше информации.

— А что, детям туда тоже можно?