— Простите, Алан. Я вас взбаламутила.
— Да нет. Вовсе нет.
— Вы расстроились.
— Да нет. Извините.
— У вас ходы через племянника. Это полезно. Абдалла, насколько я понимаю, очень верный. И если работаешь здесь, знакомства в королевской семье не помешают.
Поговорили про Абдаллу. Захре он нравился гораздо больше, чем все его предшественники. Алан высказался в том смысле, что реформатор на троне — это хорошо, и принялся сравнивать Абдаллу с Горбачевым и де Клерком.
[18]
Договорив, понял, что переборщил. Но Захра перескочила через эту путаницу неверных интерпретаций и круто сменила тему:
— У меня есть дети.
— Я так и понял, — сказал он.
— Так и поняли?
— Ну, не понял. Понял, что это не исключено.
— А я думала, по бедрам догадались. Иногда, знаете, распознают по походке.
— Мне мозгов не хватит.
— Они уже подростки. Живут со мной.
— Как зовут?
— Райна, Мустафа. Ей шестнадцать, ему четырнадцать. Стараюсь воспитать сына, чтоб из него не получился такой же мудак, как его отец. Может, совет дадите?
— Он вам что-нибудь рассказывает? — спросил Алан.
— А вы матери что-нибудь рассказывали?
Алан не рассказывал. С кем говорят юнцы?
Юнцам не с кем поговорить, а когда находится собеседник, они не знают, что и как сказать. Отчего и совершают большинство преступлений в этом мире.
— Съездите с ним куда-нибудь вдвоем. В поход, например.
От ее хохота раскололся воздух.
— Алан, я не могу взять сына в поход. Здесь не ходят в походы. Здесь вам не Мэн.
— И в пустыню не ездите?
Она вздохнула:
— Кое-кто ездит. Мальчишки — на машинах гоняют. Разбиваются, их привозят в «скорую». Я так двоих спасла. Но обычно они погибают.
Алан сказал, что слыхал о таком.
— Гид рассказывал?
— Юзеф. Отличный парень.
— И здесь ему делать нечего.
— Он тоже так говорил.
Захра снова раздвинула челку, и на сей раз, поскольку они сидели в ее машине, и ехали по берегу, и снаружи сияло солнце, и оно исполосовало салон, у Алана захватило дух.
— Что такое? — спросила она.
Он про себя улыбнулся.
— Вы смеетесь над тем, что я делаю с волосами. Муж все время издевался.
— Вовсе нет. Мне нравится.
— Перестаньте.
— Правда. Я описать не могу, как мне нравится.
Она сложила лицо в гримасу опасливого доверия.
Дорога вдыхала и выдыхала, обнимая побережье. Солнечный свет ощущался на вкус, на ощупь. Алану все нравилось. Пустыри, заваленные мусором. Медицинский факультет с женским и мужским колледжем — в разных концах одного здания, которое отчасти смахивает на Монтичелло.
[19]
— Почти комично, да? — сказала она.
— Есть в этом некая ясность.
Она засмеялась, заново вгляделась в него:
— Зря нервничаете.
— Я разве нервничаю? — Его захлестывал экстаз.
— Вы не смотрите на меня.
— Любуюсь пейзажем. Похоже на другие побережья. Розовые саманные домики у воды. Белые яхты.
Он устроился поудобнее, глядя на проплывающее море, на ожерелье беленых домов вдоль берега.
— Откуда вы? — спросил он.
— Откуда мои родители? Или их родители?
Он предвкушал беспрецедентную мешанину народов.
— Ну, наверное, — сказал он. — Это странный вопрос?
— Да нет. Отовсюду. Местные, из Ливана. Какая-то арабская кровь, но бабушка швейцарка. Один прадед был грек. Голландцы были и, само собой, толпа родни в Великобритании. Во мне есть всё.
— Я тоже так хочу.
— Может, так и есть.
— Я мало об этом знаю.
— Можно же выяснить, Алан.
— Я понимаю. Хочу узнать, откуда кто взялся. По всем линиям. Поспрашиваю.
Она улыбнулась:
— Самое время. — И затем, сообразив, что нечего брюзжать: — У вас же полно времени.
Алан ни капельки не обиделся. Согласился с нею всей душой.
— Как по-вашему, что наши дети скажут? — спросил он.
— Про что? Про нас с вами? Потому что мы — великое столкновение культур?
— Ну, примерно.
— Да ладно вам. Что нас разделяет? Трещинка на волосок.
— Вот и мне так кажется.
— Так и есть. — Она воззрилась на него сурово: — Мы в эти игры не играем. Это утомительно. Пускай студентики развлекаются.
Дорогу перегородили стальные ворота, которые шофер устранил, нажав кнопку на солнцезащитном щитке. Ворота уползли, открыв скромный одноэтажный дом — бело-кремовый, полукруглые окна, розовые двери, розовые шторы.
Когда вошли, шофер остался в гостиной, а Захра отвела Алана вглубь, в комнату окном на воду. Разлила сок по стаканам, села рядом на диван. Море за окном — оголтело-синее, спрыснутое крошечными барашками. На стене против дивана картина — вроде бы Швейцарские Альпы.
— В двух шагах от пляжа смотрится странно, — заметил Алан.
— Все хотят оказаться где-нибудь не здесь, — ответила она.
Поглядели на картину.
— Ужас, да? Брат везде их скупает. На каждом курорте. Вкус у него жутчайший.
— А вы видели снег?
Захра запрокинула лицо к потолку и расхохоталась — точно гром прогремел.
— Что? Алан, вы какая-то головоломка. То умный-умный, а то раз — и совсем бестолковый.
— Откуда мне знать, видели ли вы снег?
— Вы знаете, что я училась в Швейцарии. Там снег бывает.
— Не везде.
— Я на лыжах сто раз каталась.
Ну и что тут скажешь?
— Ой, Алан.
— Ладно, ладно, снег вы видели. Извините.
Она поглядела ему в лицо, прикрыла глаза и простила его.