Голограмма для короля - читать онлайн книгу. Автор: Дейв Эггерс cтр.№ 32

В номере проверил голосовую почту и, спустив еще сотню долларов, узнал, что Джим Вон, которому он должен $ 45 тысяч, советуется с юристом.

— На всякий пожарный, — сказал Джим. — Я знаю, что ты отдашь, но хочу выяснить, каковы мои варианты.

Это первое сообщение. Второе хуже.

Кит решила осенью поработать в продуктовой кооперативной лавке в Джамайка-Плейн. Она теперь и не хочет возвращаться в колледж, сказала Кит.

Черта с два, подумал Алан.

Аннетт, вдова Чарли Фэллона, тоже оставила сообщение — просила копии писем Чарли Алану. Как ей сказать, что Алан все выбросил? Можно сказать: я думал, у Чарли едет крыша. Нет, так сказать нельзя.

Проверил почту, узнал, что молодежь отправилась в Эр-Рияд. «Надеюсь, вы не против!!!» — написала ему Рейчел. «Хотим посмотреть эту ненормальную страну!!!» — написал Брэд.

Вскоре Алан глянул на часы и получил добрую весть: шесть вечера, можно открывать сиддики. Ханна пополнила запасы, и, принеся из ванной стакан и налив первый дюйм, Алан вспомнил о Ханне с нежностью.

Глотнул — и зелье провалилось в нутро. Несколько дней назад казалось едким, омерзительным, а теперь почти мягкое, и, пока он допивал, оно ласково шептало: мой друг, мой друг.

Встал — в голове уже легкость, руки-ноги отяжелели. Посильнее пойло, чем в прошлый раз. Ханна — волосы еще мокрые — предупредила его, прощаясь на крыльце.

— В школе увидимся, — сказала она.

Плеснул себе еще, унес стакан в ванную. Ополовинил, содрал пластырь доктора Хакем. Рана красная, воспаленная — до Алана внезапно дошло, что доктор, скорее всего, ошиблась. Они ведь часто в таких делах ошибаются? Поглядят на веснушку, на шишку, скажут, что это ерунда, а потом оно загноится, разрастется, потемнеет, что приведет к смерти и судебным искам.

Допил сиддики, налил еще. Второй стакан — всякий раз лучший. Начало полета. Невесомость. Дела зашевелились. Начались события. Алан вернулся на балкон — он пьян, жизнь прекрасна.

Чарли Фэллон съезжал с катушек, тут нет сомнений. Совать Алану в почтовый ящик трансценденталистов страницами? Псих, одно слово. И везде — в письмах, в вырезках, в копиях — сплошь про Бога, про единство с природой. Вот что трогало Чарли. Величие, величие — обожал это слово. Величие, и трепет, и святость, общность — общность с внешним миром. «Алан, все ответы — в воздухе, в деревьях, в воде!» — писал он на полях того или сего манифеста Брукфарма. А потом вошел в ледяное озеро и дождался, пока оно его убьет. Считал, что это и есть общность, вот таким видел единство?

У Чарли было две дочери, Фиона и еще одна; имя не вспомнилось. Обе старше Кит, слишком взрослые, вместе не играли. Волосы прямые, глаза широко расставлены, обе ходили, повесив голову, точно шляпу на крючок.

С Фионой была история — странный пожар на дереве. Ближе к вечеру стемнело, морось, ветер слаб, но припадочен. Алан рано возвращался домой и увидел Фиону — стояла на улице, задрав голову. Лет шестнадцать ей было. Затормозил, опустил окно.

— Ты какая храбрая, что сюда вышла, — сказал он. Она уставила мобильник в небеса. — У тебя что, научный эксперимент?

Она улыбнулась:

— Привет, мистер Клей. Дерево горит. — И показала на высокий дуб через дорогу.

Алан вылез из машины и увидел, что в развилке, футах в двадцати над землей, мигает крошечный огонек. Пожар размером с белку, и сидит как белка.

— Столб упал, — сказала Фиона.

Столб по соседству треснул пополам. Кабель порвался, оголился, от искры вспыхнула кучка палых листьев.

Пожарные уже выехали; Фиона с Аланом постояли и посмотрели, как огонек вспыхивает белым на ветру.

Далекая сирена. Помощь на подходе.

— Ну и все, — сказала Фиона. — Пока, мистер Клей.

Они обе уже взрослые, Фиона и другая. Где они теперь? Видел их на похоронах — почти не изменились, почти слишком юные. Однако взрослые. У них был отец, он долго продержался. Отцовство убивает отцов. Кто-то сострил за гольфом. Но Чарли — он старался. Только это и важно. У них был отец, они выросли сильными, а потом он умер. Пожалуй, справедливо. Или нет.

Хороший человек, милый человек, замерзший человек на илистом озерном берегу, а вокруг люди в мундирах, пытаются его оживить.

Алан вошел в номер и взял бумагу.

«Кит, если жить долго, неизбежно всех разочаруешь. Люди думают, ты в силах им помочь, а ты, как правило, не в силах. И в итоге выбираешь одного-двух, кого стараешься ни в коем случае не разочаровать. Я выбрал не разочаровывать тебя».

Нет, так нельзя. Глупо. Ч-черт. Он глотнул самогона еще на дюйм и начал заново.

«Кит. Во времена моих разъездов я порой возвращался, когда ты уже спала, и знал, что уеду до того, как ты проснешься. Тебе было года три. Мы жили в Гринвилле, в Миссисипи. Тебе там нравилось. У нас был огромный участок. Десять акров. Твоя мать его ненавидела. Как же она ненавидела Миссисипи. Но я возвращался домой поздно. На заводе бардак. Рабочие — ни уха ни рыла. Мы перевезли туда весь „Швинн“ — получился кошмар. Ты еще была в подгузниках, хотя, может, из них выросла. Но иногда ты просыпалась мокрая, а я вставал и тебя переодевал. Спрашивал разрешения у твоей матери, переодевал тебя и не хотел будить, пугать, но надеялся, что ты откроешь глаза и поймешь, что это я. Я тогда мало бывал рядом и хотел, чтобы ты меня увидела. „Открой глазки, — думал я. — Узнай меня, вот и все“. Вот так я думал. „Открой глазки и узнай меня“».

Ну нет. Вряд ли это ей пригодится. Хоть чуть-чуть. Ладно, на сегодня хватит, решил Алан и вознаградил себя долгим глотком.

Вскоре его охватило довольство — в нем довольно сиял сиддики. Величие, подумал Алан. Это и есть величие. Разместился на постели, нашел давний матч «Ред Соке» по кабельному и к девяти отрубился.

С утра наконец дозвонился до Юзефа, спросил, не хочет ли тот приехать и перекусить. Не могу, сказал Юзеф. Еще некоторое время не смогу. Он прятался у родственника, боялся выходить. В СМС от мужа и его прихвостней сильно повысился градус угроз.

Алан пообедал в отельном ресторане — читал «Арабские новости», наблюдал европейских и саудовских бизнесменов за столиком через проход. Услышал смешливую трель и оглянулся. С портье беседовали две женщины, европейки. Замотали головы шарфами, но больше никаких уступок обычаям: брюки в обтяжку, шпильки. Голоса нарочито громкие, взрывы гогота. Спрашивали, где тут пляжи.

После обеда сходил в спортзал, целый час принимал разные позы на тренажерах, утешился говяжьей вырезкой и остатками самогона.

Когда жизнь наладилась, а внутренний цензор отступил, Алан попытался внятно объясниться с Кит. Поговорить о ее бедах, ее жалобах, по порядку. Колотил по клавишам как ненормальный.