Покаянные сны Михаила Афанасьевича - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Колганов cтр.№ 48

Она пела так, что все оперные дивы, а я за свою жизнь их немало повидал, вдруг, окажись они здесь, съежились бы до размера клавиши на том рояле, а после стремглав бежали от позора, что называется, куда глаза глядят. Глаза же тех, кто находился здесь, никого не замечали — только эта певица на крохотной эстраде, богиня и властительница, фея, обольстительница, девка с Пляс Пигаль, убитая горем женщина и заботливая мать, поющая колыбельную у кроватки сына… И тут же, тут же раздавались пронзительные крики, которые бывают только в ночь любви. Так может петь только она!

Блюз сменялся блюзом, дальше — знаменитый стандарт Take five. И «Караван» — вершина джазового искусства! Если бы не Марина, я так бы и прожил жизнь, даже не догадываясь, что может быть такое.

Потом уже, узнав, что начиналось это в Новом Орлеане, мне захотелось непременно туда, в Америку. Жаль только, что там не было Киры… Что интересно, Поль, видя мои широко раскрытые в изумлении глаза, застывшую улыбку на губах, подошел, положил руку на плечо. Словно бы проникся вдруг симпатией, почувствовал во мне родственную душу. А я даже пошевелиться не решался, чтоб не спугнуть это наваждение, этот дивный сон. Марина тоже, как и я, словно бы находилась в этом сне, там, вместе с музыкантами… И вместе с ними переживала эту бурю страстей, вела задушевный разговор с появившимся на сцене тенор-саксом и слушала, как объясняется в нежных чувствах к ней тромбон. Ах, эту ночь я не забуду никогда! Что тут добавить, если даже не вспомнил, что собирался поговорить о чем-то с Полем.

Уже под утро мы оказались на улице Лафит. Здесь жила Колетт, подруга Марины по театральной студии. Мы подвезли ее на такси, держа путь к моему дому — я полагал, что в это время бдительную консьержку удастся обмануть и мы с Мариной без лишних разговоров поднимемся в квартиру. Колетт уже помахала на прощание рукой, но тут я обратил внимание на видневшееся в конце улицы мрачного вида сооружение, похожее на церковь. Видимо, сохранилось подспудное желание еще как-то по-особенному отметить эту ночь. Если не помолиться перед алтарем, то хотя бы вспомнить о былом, глядя на знакомые образы святых апостолов на почерневших от времени иконах… Мы отпустили такси, благо до улицы Пуге было совсем недалеко, и не спеша направились к храму.

Увы, это сооружение не имело отношения к православию. Вместо привычных куполов я рассмотрел трех ангелов на крыше. Скорее всего, это Вера, Надежда и Любовь. Чуть ниже на фронтоне надпись по-латыни — Пресвятой Деве Марии Лоретантской. А в глубине портала, еле различимые за колоннадой, проглядывали еще какие-то полустертые слова. Я подошел поближе, но так и не смог понять — мои познания во французском языке были слишком скудны, чтобы прочитать буквы, разрушенные временем. Помогла Марина:

— Liberte, Egalite, Fraternite, — и повторила на русском: — Свобода, равенство, братство.

— Откуда здесь взялись эти слова?

— Что тебя смущает? — откликнулась Марина. — Это же напоминает заповеди Христа.

— Разве? Что-то не припомню. Такое я прежде слышал только на собраниях масонов.

— Так ты масон? — Марина с удивлением взглянула на меня.

— Да нет. Был пару раз… из любопытства. — Потом подумал и сказал: — Правду говоря, еще надеялся, что помогут опубликовать роман.

— Вот все вы так, — хмыкнула Марина. — Святое дело стараетесь приспособить под себя.

— Что там святого? Одни слова…

— Так для тебя свобода — это только слово?

Я вспомнил танк у Белого дома, вспомнил бородатого защитника моих прав. Припомнил все, что обсуждали за бутылкой коньяка в «Лидо», — в России революция, власть захватил народ, ну и все остальное, что полагалось говорить в подобных случаях. Вот только предсказать, что будет дальше, — этого никто не смог.

— Марина, давай это прекратим. А то, не дай бог, поссоримся…

— Нет, ты все-таки скажи!

Я понял, что не удастся ее остановить. Так что же — врать, только б не ушла? А там и Поль, глядя на Марину… Но самое главное — роман! Был бы на ее месте тот, бородатый, я знал бы, что сказать. Уж он бы у меня утерся! Но милая женщина, чем она-то виновата? Марина — она ведь как малое дитя. Любит красивые платья, безделушки… любит красивые слова. Ну как ей объяснить, что власть и свободу невозможно совместить, что людям дана только иллюзия свободы?

Похоже, Марина уже что-то поняла. А я смотрю ей вслед и не могу пошевелиться. Сейчас вот повернет за угол, сядет в такси и… Но нет, остановилась. Теперь уже она смотрит на меня. Смотрит растерянно, как будто что-то не то сказала именно она, вовсе не я. Но как же так? Ведь еще мгновение, и мы навсегда могли бы потерять друг друга…

Та ночь в моей квартирке была на диво хороша, и утомительна, и удивительно длинна. Долгая, нескончаемая ночь без сна…

И вот на следующий день случилось неожиданное — звонит Поль и предлагает написать сценарий фильма, взяв за основу мой роман. Я будто этого и ждал. Тут же, без раздумий согласился, но с одним условием. Главную роль сыграет юная Марина. Поль удивился, но в принципе не возражал, хотя по возрасту Марина не очень подходила — ей предстояло сыграть женщину старше на целых десять лет. Меня как автора это не смущало, скорее наоборот. Тут дело не в полном соответствии образу и даже не в актерском мастерстве — Марине предстояло не играть, а жить на экране своей жизнью, всего-то навсего, больше ничего не требовалось. Жаль, конечно, что Поль настоял на том, чтобы отложить издание романа до того, как выйдет фильм. Но в этом есть кое-какая логика — успех нашего фильма может стать хорошей рекламой для романа. Что ж, Поль теперь ищет режиссера и продюсера. А я не смог удержаться и рассказал обо всем Марине. Сначала был легкий шок, несколько капризных слов, сомнения… а потом объятия. Признаться, я именно это и предполагал. Подобные сцены не редкость в биографии художника, писателя…

Раздался стук в дверь. Ах, как не вовремя! Вот только сел за стол, только наметился новый сюжетный ход, так нет, непременно отвлекут, словно бы чувствуют, когда меня посещает вдохновение. Что ж, приходится идти и открывать.

Передо мной стояла на вид еще довольно молодая привлекательная женщина, одетая, что называется, по последней моде.

— Бонжур, месье. Вы позволите войти?

Не дожидаясь моего согласия, дама прошла в комнату, я за нею следом. И вдруг слышу:

— Да, примерно это я себе и представляла… И где же? Вот на этой тахте?

Я даже оторопел — вот так сразу? Помнится, я на сегодня никого не вызывал. Да после знакомства с Мариной у меня и в мыслях ничего такого не было. Смотрю на нее, жду объяснения. Вдруг щеки ее порозовели.

— Ах, мне кажется, что вы могли неправильно понять меня…

— Что вы, что вы, мадам. Да вовсе нет.

Она присела на стул, спиной к той самой тахте, закурила длинную, тонкую сигарету с золоченым мундштуком и стала рассматривать меня. Я было подумал, что вот так смотрела Маргарита Карловна там, в Обуховом, когда я провожал Киру. Но нет, пожалуй, что не так. Подобный взгляд я уже встречал, но гораздо раньше, еще когда знакомился с родителями Таси. Так выбирают товар где-нибудь в Пассаже — нет ли признаков, что мех потрачен молью, ровно ли шов прострочен на подкладке? А то ведь может оказаться, что шуба-то с чужого плеча — смотрите-ка, инициалы «М. Б.» вышиты за отворотом!