— Ага, вот так завяз, дурь куришь одну от другой, по выходным кислята, ты когда вообще пострижёшься? Хватит эту сраную свою музыку слушать, разучи уже парочку приличных песенок Аугустина Лары? Conjunto
[122]
какой-никакой? И подумай хорошенько, не жениться ль тебе снова, Зойд. Мы с Дебби вот оба друг у друга по второму разу, и счастливей не бывает, palabra
[123]
.
— Теперь ты мне про свояченицу свою задвинь, ты её вечно со всеми свести хочешь, даже с теми, кого арестовываешь.
— Не-е, она теперь в Окснарде живёт, замужем за одним таким, из los vatos de Chiques
[124]
. Дебби говорит, у них это в крови, все женщины у них в семье, просто не могут устоять перед обходительными, романтичными лятиносами.
— Очень надеюсь, ты её от подобных субъектов оберегаешь.
— Ay muere
[125]
, лядно тебе, — качая головой, распахивая пошире дверь камеры Зойда, — давай, пошли отсюда.
Стало быть, в тот вечер около заката он был у Саши, на душистой улице, засаженной пальмами постарше, лёгкий ветерок пустыни дул последними звуками запоздалого часа пик с пробки, на много миль растянувшейся по Уилширу, и ужин расцветал в боковых окнах по длинным кварталам в обе стороны. Разнаряженную Прерию ещё не переодели из какого-то новёхонького малышняцкого прикида, включая туфельки и шляпку, который бабушка ей купила, несомненно в Беверли-Хиллз, и она, увидев Зойда, заверещала, хотя и не вполне приветливо:
— Па Пи не!
— Скажи-ка, Симпатяшка, — опустившись на одно колено, раскрывая ей навстречу руки.
Прерия заныкалась за бабушку и воззрилась оттуда на него, выпятив нижнюю челюсть, а глаза яркие:
— Не!
— Ой, Прерия.
— Ипяный бъядяга!
— Ты её этому научила, так и знал, стоит хоть на день запустить в неё свои крючья… — Но после Бирка Вонда и его коллег, это унижение и близко не стояло к тому, чем могло быть в мирное время.
— Зойд, что случилось, ты жутко выглядишь.
— Ох… — со скрипом воздвигшись на ноги, — этот блядский Бирк Вонд, чувак. Умеет же твоя дочь их выбирать. — Он не знал, станет ли делиться последней процедурой, которой его подверг Бирк. Перед тем как Зойда выпустить, его поставили между двумя маршалами, один — его недавний противник, Рон, неприметно в тенях дня, а Бирк вывел на парковку преданно улыбавшуюся Френези — которая всё это время была где-то тут же, под присмотром Бирка — на волосах и лице её солнце, эти голые ноги так спокойны и так гладки… пришлось смотреть, как она идёт, ни на одном шаге пути улыбка не стряхивается, пастельный щёголь Бирк в своих заказных тёмных очочках открывает перед ней заднюю дверцу машины, наблюдать, как он потом хватает её за волосы, как же Зойд эти её волосы любил, чтобы направить голову ниже линии крыши кузова и в обитые мягким тени, хотя не совсем заметить, как изогнута её шея, предвкушение, долгое эротичное обнажение затылка, словно по собственной воле, под некий высокомодный кожаный ошейник…
— Я только пиццу разморозила, заходи.
Наконец Прерия подошла его поцеловать за встречу, а потом, позже — спокойной ночи. Когда она уснула в свободной комнате, Зойд рассказал Саше о сделке, которую он, как ему казалось, заключил.
— Но ты же на самом деле не можешь исчезнуть, — сказала Саша.
Ну да — и вот тут-то в ход вступает расклад с умственной неполноценностью.
— Просто чтоб мы знали, где ты, — объяснил ему Эктор, — сколько ты будешь забирать эти чеки, столько тебя никто не тронет, — но если даже один раз не заберёшь, сработает тревога, и мы поймём, что ты хочешь слинять.
Зойд по этому поводу смотрелся так жалко, что Саша подалась к нему, точно, дружелюбно двинула его в плечо и сказала:
— Эта фашистская свинья хочет только, чтобы Френези своего ребёнка больше никогда не видела. Обычное дело, мужчины договариваются с мужчинами о судьбе женщин. Ты и впрямь поможешь им в этой разлуке?
— Вряд ли справлюсь. А ты? Бирк говорит, с тобой загвоздок не будет, ты её к Прерии на за что не подпустишь.
— Это птушта я старая левачка, включаюсь кнопкой, сперва идеология, потом семья, ну пусть так и думает, эдак у нас хоть дух перевести получится. Слушай, а как насчёт? — И она рассказала ему о Винляндии, как все они, бывало, ездили туда летом, когда Френези была маленькой, и как ей нравилось там исследовать, должно быть, вдоль всех ручьёв там ходила по целому куску побережья всякий раз как можно глубже в Винляндию, как только могла, целыми днями там пропадала лишь с фляжкой «Прохладной подмоги» и рюкзачком, набитым сэндвичами с арахисовым маслом и зефирками.
— Похоже, туда в последнее время много народу намыливается, — кивнул Зойд.
— Ну, раз в год мы по-прежнему все там собираемся, готовим на кострах, играем в покер, шашли-машли там всякие, все Траверзы и Бекеры, мои родители и их родня. Раньше у Френези это была поездка года, но после старших классов она перестала. Знаешь, будут и похуже места для тебя и кулька поселиться, дом обустроить, места красивые, отовсюду по 101-й недалеко, что до шалманов с музлом на Двух-Дорогах мили едален Аркаты, что до прибоев Укромной бухты, да и светская жизнь у тебя будет, птушто в последнее время массовая миграция уродов всяких, сам же сказал, ничего личного, из Л.А. к северу переливается и в Винляндию, поэтому будут и бесплатная тебе нянька, и сбытчики тебе, и неистощимый запас гитаристов?
— Оттяжно звучит точняк, но из работы там только что, рыбу ловить да лес валить, верно, а я всё-таки пианист.
— Тогда тебе, наверно, придётся самому выкручиваться.
— Как там прятаться?
— Половину внутренних районов ещё даже геодезисты не сняли — секвой хватит потеряться, городки-призраки старые и новые, завалены оползнями много поколений назад, никакие Инженерные войска никогда их не расчистят, придётся выучить целую сеть лесоповальных дорог, пожарных дорог, индейских троп. Нормально так спрячешься. И она могла, и тогда, и сейчас. Вот поэтому, какой год ни возьми, скажем, где-то вокруг сбора всех Бекеров-Траверзов, кто знает, может, и появится. Шарм-то Любовничка когда-нибудь протухнет.
— Что-то не очень заметно.
— Фашиста ж только шарм и поддерживает. Новостийщики это обожают.
— Так ты думаешь, она приедет в Винляндию. А Прерия и я там как бы случайно окажемся… — Ну да, где б он вообще оказался без таких фантазий, что кидают ему мостики через скверные времена, когда те наступают? Той ночью с Сашиного телефона он поговорил с Ваном Метром, который, деморализованный арестом Зойда, сам вливался в поход на север, был только рад прихватить Зойдову машину, вертушку, пластинки и прочая. Договорились связаться вскоре по одному из номеров, которые Ван Метр ему дал.