Послышалось знакомое потрескивание, и Пеппер вырулила от своего дома. Велосипед Пеппер можно было узнать без труда. Решив усовершенствовать его, она с помощью бельевой прищепки хитроумно прицепила на колесо картонку. Кошки знали, что надо удирать, когда она трещала еще за две улицы от них.
— Я считаю, что мы можем сократить путь, поехав по Дроверс-лейн и потом напрямик, через Круглоголовую рощу, — сказала Пеппер.
— Там очень грязно, — сказал Адам.
— Ну и что, — возбужденно бросила Пеппер. — Сейчас везде грязно. Нам надо проехать мимо мелового карьера. Из-за мела там всегда сухо. А потом поднимемся вдоль поля орошения.
Сзади к ним подъехали Брайан и Уэнслидэйл. Велосипед Уэнслидейла был черным, блестящим и практичным. А велосипед Брайана, возможно, когда-то был белым, но его цвет надежно скрывался под толстым слоем грязи.
— Глупо называть ее военной базой, — заметила Пеппер. — Я была там на дне открытых дверей. У них там ни пушек, ни ракет — никакого оружия. Одни кнопки, да циферблаты, да еще духовой оркестр.
— Да, — сказал Адам.
— Ну и что такого уж военного в кнопках и циферблатах? — сказала Пеппер.
— Может, очень даже много, не знаю, — сказал Адам. — Чего только не наделаешь с кнопками и циферблатами.
— Мне подарили один набор на Рождество, — проявил инициативу Уэнслидэйл. — Всякие электрические штучки. В него входило несколько кнопок и циферблатов. Можно было сделать радиоприемник или сигнальную гуделку.
— Не знаю, — задумчиво повторил Адам. — Я думаю, скорее там найдутся люди, которые могут войти во всемирную компьютерную сеть и послать всяким там компьютерам приказ к началу сражения.
— Ух, — поддержал его Брайан. — Ну и чертовщина.
— Вроде того, — сказал Адам.
Быть председателем местного совета жителей Нижнего Тадфилда — почетная должность, но тоскливая участь.
Р. П. Тайлер, низенький, хорошо упитанный и довольный собой, топал по проселочной дороге в компании Шатци, карликового пуделя его жены. Р. П. Тайлер понимал разницу между добром и злом; в его жизни никогда не было нравственных полутонов. Однако он не довольствовался простым пониманием. Он чувствовал своим долгом поведать об этом миру.
Но импровизированные трибуны, полемический задор и плакатные призывы не привлекали Р. П. Тайлера. Излюбленной ареной борьбы стала колонка писем в тадфилдском рекламном приложении — «Адвертайзере». Если соседское дерево необдуманно сбрасывало листья в садик Р. П. Тайлера, то сначала он старательно убирал их в ящики и ставил перед входной дверью своего соседа, высказав при этом строгое замечание. Далее он обычно писал письмо в тадфилдский «Адвертайзер». Если он видел радующихся жизни подростков, которые сидели на деревенском выгоне и слушали портативные кассетники, то он считал своим долгом указать им, что они идут по пути заблуждений. И, спасшись бегством от их насмешек, спешил известить тадфилдский «Адвертайзер» о Нравственном Упадке Современной Молодежи.
Со времени его выхода на пенсию в прошлом году число писем увеличилось настолько, что «Адвертайзер» был уже не в состоянии публиковать всю получаемую от него корреспонденцию. А вот как начиналось письмо, законченное Р. П. Тайлером перед выходом на вечернюю прогулку:
«Господа,
с прискорбием я замечаю, что современные газеты уже больше не чувствуют себя обязанными перед своими читателями, перед нами, перед людьми, которые платят вам зарплату…»
Он осмотрел сломанные ветки, разбросанные по узкой грунтовке. «Да уж, конечно, — размышлял он, — они не подумали о расходах на уборку, когда насылали на нас все эти грозы. Приходскому совету придется оплачивать уборку из своего кармана. А мы, налогоплательщики, еще платим им зарплату…»
«Они» в данном размышлении относилось к синоптикам с радио Би-би-би,
[164]
коим Р. П. Тайлер и вменял в вину плохую погоду.
Шатци остановился около березы на обочине и поднял лапку.
Р. П. Тайлер в смущении отвернулся. Возможно, единственная цель его вечернего моциона заключалась в том, чтобы выгулять собачку, дав ей шанс справить нужду на природе, но он пришел бы в ужас, если бы ему довелось признаться себе в этом. Он внимательно разглядывал грозовые облака. Они толпились в вышине расплывчатыми серо-черными ордами. Сверкающие языки молний не просто раскалывали все небо, как в начале фильма про Франкенштейна; их светящиеся стрелы почему-то гасли у границ Нижнего Тадфилда. А среди молний возникло круглое пятно дневного света, странным образом напоминавшее натянутую улыбочку.
Так тихо…
Послышался низкий рев моторов.
На узкой дороге появились четыре мотоциклиста. Они промчались мимо него и свернули за угол, вспугнув фазана, который сиганул через дорогу суматошной красно-коричнево-зеленой дугой.
— Вандалы! — крикнул им вслед Р. П. Тайлер.
Сельская местность не предназначалась для таких, как они. Она предназначалась для таких, как он.
Он дернул Шатци за поводок, и они отправились дальше по дороге.
Через пять минут, повернув за угол, он увидел, что трое лихих мотоциклистов стоят возле упавшего дорожного указателя, жертвы грозы. Четвертый, высокий парень в шлеме с зеркальным забралом, остался сидеть на мотоцикле.
Р. П. Тайлер оценил ситуацию и легко пришел к заключению. Эти вандалы — тут он, безусловно, был прав — приехали в их края, чтобы осквернить памятник жертвам войны и сломать дорожные указатели.
Он уже собирался строго отругать их, как вдруг подумал об их численном превосходстве — четверо на одного — и о том, что они выше и сильнее и что они, вне всяких сомнений, настоящие психопаты. В понимании Р. П. Тайлера, никто, кроме настоящих психопатов, не ездил на мотоциклах.
Поэтому он задрал вверх подбородок и с величественным видом прошествовал мимо, демонстративно не замечая их присутствия
[165]
и одновременно сочиняя в голове очередное письмо (Господа, сегодня вечером я с прискорбием заметил, что Наш Славный Городок поражен нашествием хулиганов на мотоциклах. Почему же, да, почему же наше правительство до сих пор не принимает никаких мер по борьбе с этой чумой?..).
— Привет, — сказал один из мотоциклистов. Открывшееся забрало шлема предъявило тощее лицо, обрамленное аккуратно подстриженной черной бородой. — Мы, похоже, заблудились.