Мальчик с саблей - читать онлайн книгу. Автор: Иван Наумов cтр.№ 73

Фёдор Семёнович оказался порядочным и незлым человеком, в чём я убеждаюсь снова и снова – все восемь лет, проведенные рядом с ним.

В ту ночь он привёз меня из травмопункта к себе домой, напоил крепким чаем и освободил для меня свою комнату. В моей жизни наступил период, когда самое главное, чтобы никто ни о чём не спрашивал. И он как-то почувствовал, понял и принял это.

Совсем немолодой человек, привыкший к одиночеству и тяжёлому труду, воспринял моё появление как чудо и, похоже, боялся спугнуть. Так рыбовод старается не шевелиться, впервые прикармливая новорождённых мальков.

Фёдор Семёнович любил рыб – местных, земных рыбёшек. И гордился своим аквариумом, квадратной стеклянной посудиной со склизкими стенками, в которой суетился рой разноцветных существ. Лишь полгода спустя мне хватило решимости избавить его от этого увлечения. Мне до сих пор стыдно за свою жестокость, но, с другой стороны, взамен я оставила ему себя…

Я осторожно намекала и раз, и два, не желая обидеть этого доброго человека, но потом ненароком разбила аквариум. Просто не могла терпеть, что рядом со мной бултыхаются в затхлой стоячей воде тупые, безмозглые твари, пародия на настоящих рыб.

Но это произошло много позже, а сначала я потихонечку, как моллюск из раковины, приглядывалась к мрачному, но не страшному миру Земли. Понемногу разбиралась в правилах и обычаях, заставляла себя запоминать буквы и написание слов, смотрела телевизионные программы, пёстрые, как базар моего родного острова. Латала дыры в своих знаниях, чтобы больше никто не говорил, что я свалилась с Луны.

Но прежде всего я училась жить без Дилейны.

Я не уберегла свою рыбу – и, значит, уже никогда не могла стать взрослой женщиной. Таков был закон Аталаны – Аталаны, разбившейся для меня на куски вместе с коралловым талисманом Севера.

Но здесь, в окружающем меня безрыбье, жили – и многие даже счастливо! – тысячи, миллионы мужчин и женщин.

Когда я перестала бояться выходить на улицу, то сразу же бросилась искать тех, кто крутился вокруг Севера. В ночных клубах, в оглушающем хаосе светомузыки, я бродила от столика к столику, вглядываясь в лица. На улице я каждый раз оборачивалась, едва заслышав звук мотоцикла. Казалось, вот-вот из ниоткуда вынырнет Артур со своей худосочной подругой, или Аглос, оседлавший норовистую Дистрезу, или кто угодно другой – лишь бы с заветным талисманом на груди. Я разыскала ночных рыбоводов и едва не вляпалась в серьёзные неприятности.

И чем дольше длились мои поиски, тем меньше оставалось уверенности в том, что мне это нужно. Я не уберегла свою рыбу.

Фёдор Семёнович терпеливо молчал. Иногда я ловила его взгляд – и не чувствовала укора. Однажды он сказал, что коль уж мне приспичило где-то мотаться по ночам, то ему спокойнее было бы находиться рядом со мной. И он по-прежнему ни о чём не спрашивал.

Он же первый раз отвёз меня в консультацию, и он же с куцым букетиком гвоздик встречал из роддома и принял на руки ребёнка, который вскоре стал ему сыном. А ещё два года спустя родилась наша дочь.

У сына волосы северянина, и когда он ныряет, будто чёрная хищная звезда распускается под водой. Сыну не удаётся продержаться долго – вода здесь неправильная, и даже я начинаю в ней задыхаться. Когда он поплавком выскакивает на поверхность, то начинает неистово молотить руками по воде… И я снова проваливаюсь назад…

Что, если бы я не рискнула тогда спрыгнуть с рыбы? Останься я за спиной у Севера на ревущей и скрежещущей плавниками Дилейне, может, и не случилось бы того столкновения, ведь моя рыба никогда не уплывала от меня так далеко, как тогда. Север был бы жив, здоров и рядом со мной. Я нашла бы способ уговорить, упросить, заставить его вернуться в Аталану. Я отпустила бы Дилейну в море, и она вернулась бы однажды, чтобы одарить мальками девочек нашего острова. И сейчас, сидя на остывающем вечернем песке, мы с Севером глядели бы на бесконечные волны до горизонта, а не на восемь двадцатипятиметровых дорожек, упакованных в кафельную коробку. Север, так что же такое – свобода?

Сын выныривает у бортика и встревоженно разглядывает моё лицо. Я улыбаюсь ему. Я всегда ему улыбаюсь.

А дочь совсем на меня не похожа. У неё тонкие бледно-рыжие волосы и брови. Наверное, кровь Фёдора Семёновича взяла верх над моей. Но от этого я не меньше люблю мою дочку.

Только всё не возьму в толк, как воспитать девочку, у которой нет своей рыбы.

Ей придётся взрослеть, не зная, что такое – растить крошечного малька, следить за ним, заменять ему оставшуюся в глубинах моря мать. К тому возрасту, когда девочку особенно легко обидеть, с ней не будет сильной и отважной подруги. Вместо верной и дружелюбной рыбы рядом окажутся только бездушные механизмы и хитроумные устройства.

Мне приходится быть рядом с дочкой куда больше, чем принято на островах, но в этом есть и особая, неожиданная радость.

Когда дети укладываются, я гашу в их комнате свет, оставляя открытой дверь в освещенный коридор, и сажусь на краешек дочкиной кровати.

– Если вы будете лежать тихо, то я расскажу вам, как Рыба-Ветер поспорила с Рыбой-Солнцем…

Они у меня знают много легенд – про Рыбу-Зеркало и её своенравную хозяйку, про хитрого морского конька, пробравшегося в чужую пещеру в пасти у бродяги, и как рыба-глашатай наказала ленивого островодержца, и о девочке, в полярной ночи спасавшей свою рыбу от Королевы льдов…

– Опять ты про свой рыбный отдел, – добродушно и негромко ворчит из кухни муж. – Вон, целая полка сказок! Про Кощея им почитай, про Карлсона какого-нибудь, Конька-Горбунка, Андерсена там… А то, что ни вечер, только хвост да чешуя!

Сын, раскинувшись морской звездой, тихонько сопит носом. Иногда чмокает губами и пытается, как плавником, сгрести в сторону одеяло.

И дочка уже спит, положив пухлую щёку мне на ладонь, обхватив запястье цепкими пальчиками. От тепла её дыхания становится щекотно и спокойно.

– Баю-бай! – говорю я ничего для меня не значащее земное заклинание. – Баю-бай! Спите, мои мальки, я ваша мама-рыба.

– Как жить, профессор, как теперь жить? – почти закричал пациент. – Когда можно стерпеть, но нельзя смириться?!

И с размаху саданул себя в грудь кулаком. По маленькому кабинету загуляло тугое беззвучное эхо, словно замотанной в тряпьё гирей ударили в глиняный колокол.

– Вы бы поосторожней, – опасливо сказал доктор. – Ненароком повредите себе что-нибудь.

– Не тревожьтесь, ломаться давно уже нечему, – горько ответил пациент. – Там всего лишь старое никчёмное сердце.

Э.Талан, «Пасынки Тополины»

Серое китовое брюхо «семьдесят шестого» проплыло над их головами, протянуло за собой рябь раскалённых воздушных струй, накрыло громовым рёвом.