Мальчик с саблей - читать онлайн книгу. Автор: Иван Наумов cтр.№ 52

– Ты сам знаешь – не маленький же…

– А я хочу, чтобы ты рассказала.

– Тогда слушай.

Два мира, созданных Алленторном, покоятся, подвешенные к небу. Нельзя сказать, что они не похожи, но не назовёшь их и одинаковыми. Миры эти наполнены людьми, но люди никогда не доберутся друг до друга. Нет дорог, которые ведут из одного мира в соседний, но есть путь, даже два пути, один из которых Сон, а другой – Смерть. Чтобы миры не умерли, они должны постоянно приобретать что-то новое, и это новое – души людей. Когда мы умрём, на нашем небе загорятся две новых звёздочки, и это скажет тем, кто нас знал, что наши души уже вселились в людей, родившихся в том мире. А когда они погаснут, то мы опять вернёмся сюда. Но этот путь – Смерть, и он уносит нас надолго.

Поэтому все больше любят Сон, ибо он дает тебе возможность навестить другой мир, вернуться и рассказать, что ты видел. Там и здесь не одинаково, и мы приносим в наш мир слова, которые имеют смысл там, но бесполезны здесь. Из слов и снов люди обоих миров когда-нибудь построят дорогу друг к другу, такую же вечную и незыблемую, как сама Дорога Алленторна. И когда это случится, мы станем подобны Алленторну, каждый создаст свои сотни миров и на своих небесах проложит новым людям свою великую Дорогу… Ты спишь?

– Что ты! Тебя интересно слушать.

* * *

Много лун ушло, прежде чем перед Вальхуртом встал вопрос, на который так не хотелось искать ответ. Некоторые мысли инстинктивно хочется убрать в какой-нибудь дальний угол памяти. Ты вроде бы знаешь об их существовании, но стараешься не ворошить без крайней необходимости. Иначе приходится оправдываться перед самим собой.

Когда вопрос возникает впервые и вдруг оказывается, что твой ясный на первый взгляд ответ звучит совсем не так, как предполагалось, и, как ни старайся, объяснение не приходит, рождается естественный страх: ты не такой, не то, чем хотел себя видеть сам. Ведь появилось весомое доказательство твоего отклонения от выдуманного идеала. А когда под угрозу попадает собственный, личный, столь знакомый и любимый образ, проекция самого себя на своё же мировосприятие, то ни в чём не повинная мысль тотчас ссылается прочь, по возможности просто выкидывается из головы.

Но силы человеческие – ограниченны, и в один прекрасный день ты с ужасом чувствуешь, как где-то там, в глубоком колодце сознания, осколки воспоминаний начинают складываться в тот самый вопрос, и всё начинается сначала.

Вальхурт считал, что в большей степени, чем Хадыр, привязан к колеснице. Может быть, этим и объясняется, что товарищ, спешившись, сделал шаг вперёд, а Вальхурт так и остался стоять, держась за спасительное колесо?

И теперь, особенно теперь, когда о Хадыре постепенно стали забывать, когда его лицо начало стираться из памяти, когда след его потерялся – и молодой Алимарк с юга уверял, что Хадыр уже год как гостит в селении Парамак, а Эман слышал, что незнакомого колесача видели бродящим по лесу в окрестностях Арбы, – именно теперь вернулся вопрос: в чем она, та черта, у которой благоразумно остановился один и шагнул вперед другой.

Было несколько случаев – и Вальхурт восстанавливал их в памяти до последнего штриха, – когда действия или рассказы Хадыра выходили за рамки дозволенного. Дозволенного неизвестно кем и когда, – но ведь рамки позволяют ограничить берегами некое общее русло. Не может же человек жить без русла, без правил, без границ, за которые не следует выходить.

Сильнее всего поразила Вальхурта история о том, как Хадыр ещё ребёнком пошёл за стариком, который уходил.

«Мы выходим из леса и уходим в лес…»

Хадыр пошёл за человеком, услышавшим зов смерти. Даже мысль о подобном поступке вызывала у Вальхурта дрожь, а Хадыр не просто подумал, а сделал. Такое мог совершить только необычный человек.

И почему его до сих пор ждёт Джамилла, откуда в ней это упорство? Уже третий год пошёл с ночи исчезновения Хадыра, а она ведёт себя так, будто это случилось вчера.

Хадыр покинул свой гриб в ночь полной луны, и только Вилар и Джамилла знали об этом. Вилар твёрдо знал, что Хадыр ушёл, Джамилла твёрдо знала, что Хадыр вернётся.

С тех пор четырежды Вальхурт объезжал мир, делая исправления в своих списках, стирая умерших и записывая родившихся, и в каждом селении спрашивал о Хадыре, сыне Говора, родом из деревни Сангат, но ответа не было.

Однажды, возвращаясь в Гибоо, где он как-то незаметно начал оседать – чему в некотором роде способствовала Дора, сестра Джамиллы, – Вальхурт вдруг почувствовал, что должен действовать. По-другому забилось сердце, другие запахи вселились в сознание, и что-то ласковое и надёжное, как солнечный луч, согрело душу.

В Гибоо он остановился лишь на минуту, спросил о Хадыре, услышал «нет», сразу же развернул колесницу и помчался по лепестку, идущему на Папирус.

Большие уродливые часы с зигзагообразно изогнувшейся стрелкой показали ему путь к Семнадцати Деревням Хадыра и время: сиреневый час, благоуханный и нежный.

Под колёсами зашевелилась два года не пользованная дорога, и в Первой Деревне Вальхурт провёл ночь, и потом в Девятой, и в Шестнадцатой – об этом он рассказал сам, когда вернулся. И ещё о том, что Семнадцатая Деревня – действительно последняя, и что там обрывается термитовая дорога, а дальше – дикий лес, и о странной бурой стене, которую даже непонятно как можно назвать и с чем сравнить, и ещё о чём-то… Но всё-таки его рассказ был неполон.

Всю оставшуюся жизнь – а оставалось ему не так уж и много – Вальхурт вспоминал, что самые свои светлые дни он провёл в поездке по хадыровским Деревням. Он любил повторять, что за три дня можно успеть очень многое. Его дети, да и другие сидельцы Гибоо, всегда с охотой расспрашивали о путешествии, пропуская мимо ушей постоянно упоминаемое число «три». Никто так и не сообразил, что ровно на трое суток больше, чем выходило из рассказа, провёл Вальхурт в Семнадцати Деревнях. И, если бы он захотел, то, видимо, мог бы поведать, как за эти три дня нашёл в себе силы переступить черту. Впрочем, возможно, это лишь вымысел.

* * *

Как убежать от погони? Как оторваться от преследования? Ответ очевиден: нужно преодолеть преграду, которая преследователю окажется не под силу. В каждой конкретной ситуации необходимо действовать по-своему.

Хадыр поступил так.

Достигнув Семнадцатой, он три дня потратил на отдых, после чего сделал несколько долгих пеших прогулок в окрестностях селения, разыскивая колючие дикие кустарники, коими эта местность изобиловала всего три луны назад. Найти было трудно, но он нашёл. Каждая ветка несла на себе две-три дюжины длинных шипов. Осторожно, стараясь не оцарапаться, Хадыр под корень выдернул пять хворостин и понес их в деревню. По дороге две из них выскользнули из рук, и их быстро съел пух.

Чтобы высушить оставшиеся ветви, Хадыр разложил их на ночь на шляпке соседнего гриба. Сине-бурая кашица – всё, что от ветвей осталось к утру. Гриб съел их.

Нарвав к следующей ночи новую охапку колючек, Хадыр заснул, держа её в руках, – но к утру лишь бурая слякоть скользила между пальцами. Одежда съела ветви.