22 июня. Никакой "внезапности" не было! Как Сталин пропустил удар - читать онлайн книгу. Автор: Андрей М. Мелехов cтр.№ 44

Со своей стороны, Гитлер недооценил решимость западных политиков, которых сам же и загнал в угол своими действиями. Он просто отказывался понимать, что мюнхенским «червякам» больше некуда отступать. И что они и «червяками»-то отнюдь не были, а являлись демократически избранными лидерами, чья «повестка дня» отражала не только и не сколько их личные чаяния, сколько обобщенные стремления и предпочтения представляемых ими народов в тот или иной момент истории. И что народы эти летом 1939 года приняли внутреннее решение: «Хватит!» В связи с этим никакие «последние предложения» Гитлера британскому правительству (их краткая суть: «Отдайте Польшу на съедение и будем друзьями навек – как с Россией!»), переданные через посла в Берлине Невила Хендерсона утром 25 августа, как бы «искренне» они ни звучали, не имели шансов на успех. И обижаться в этом плане «бесноватому» оставалось только на самого себя. По выражению Николаса фон Белова, Гитлер «надеялся в отсутствие надежды» (там же, с. 115) на то, что Британия в последний момент уступит его блефу. Блеф провалился.

Последние надежды на сохранение мира в Европе улетучились уже 29 августа, когда Гитлер в присутствии Риббентропа передал послу Хендерсону германский ответ на присланное днем ранее английское предложение по достижению компромисса с Польшей. Интересно, что, вновь выдвигая заранее неприемлемые требования – вроде возвращения Германии Данцига и данцигского «коридора», а также предоставления гарантий немцам, проживающим в Польше, – Гитлер подчеркнул, что любая договоренность с Польшей потребовала бы участия Советского Союза (там же, с. 59). Этот неожиданный поворот тем более примечателен в свете того, что еще каких-то две недели назад правитель СССР предлагал Англии и Франции выставить на защиту Польши от фашистского агрессора огромную армию. И что не произошло это якобы исключительно из-за того, что упрямые поляки не дали «коридоров» для прохождения присланных на подмогу советских войск и из-за отсутствия необходимых полномочий у прибывших в Москву английских переговорщиков. Но традиционно «ленивый» европейский август еще не успел закончиться, а «принципиальная миролюбивая политика Советского государства» совершила такой пируэт, что у всех сторонних наблюдателей закружилась голова. Теперь уже сам недавний заклятый враг «рабоче-крестьянского» СССР – «бесноватый» фюрер – защищал интересы новоявленных советских «камераден»… Одно слово: «диалектика»!

Интересно, что даже после начала немецкого вторжения 1 сентября 1939 года и Гитлер, и некоторые – совсем уж отчаянные – пацифисты, входившие в состав британского и французского правительств, не теряли надежд на то, что уже состоявшаяся агрессия против Польши не перерастет в полномасштабную европейскую войну. В Лондоне и Париже медлили с предъявлением ультиматумов, дипломаты-любители из нейтральных стран метались по Европе в тщетной надежде предотвратить неизбежное, а Муссолини вновь – как и в 1938 году – предлагал посредничество. Германские войска безостановочно продвигались вперед, пытаясь захватить побольше польской территории – до того, как их фюрера «упросят» сесть за стол переговоров, чтобы уладить дело миром. Но упрашивать не стали. Примерно в 9 утра 3 сентября посол Хендерсон появился в здании Рейхсканцелярии и передал переводчику Гитлера, Шмидту (уже знакомый нам историк Пауль Карель) короткий ультиматум с требованием немедленного вывода германских войск с территории Польши. Шмидт поспешил к Гитлеру и Риббентропу и в их присутствии медленно зачитал врученный послом документ. «Когда я закончил, – пишет Шмидт в своих мемуарах, – воцарилось полное молчание. Некоторое время Гитлер сидел неподвижно, уставившись перед собой. Через несколько секунд он повернулся к Риббентропу с диким взглядом и спросил: «Теперь-то чего?..» («1939. Countdown to war», с. 97). «Было видно, – вторит ему пресс-секретарь Гитлера, Отто Дитрих, – насколько он потрясен» (там же). «Гитлер, – пишет Овери, – оказался перед перспективой большой европейской войны, которой он хотел избежать… Он верил многочисленным заверениям Риббентропа о том, что Британия не будет воевать, потому что он хотел им верить» (там же). Даже после объявления войны союзниками, продолжает ту же мысль Овери на последних страницах своей книги, «Гитлер вновь решил, что Британия и Франция не будут серьезно воевать, как скоро Польша будет разбита и поделена между Германией и Советским Союзом» (там же, с. 123).

124 страницы книги английского историка посвящены десяти дням, в ходе которых решалось: быть или не быть Второй мировой. На протяжении его интереснейшей работы он тем не менее вспоминает о Советском Союзе и Сталине, по моим приблизительным подсчетам, не более десяти раз. И это при том, что сам же Овери признает: именно подписание Пакта Молотова – Риббентропа начало отсчет упомянутых десяти дней. Что именно наличие у Гитлера «в кармане» сего важнейшего документа давало ему основания надеяться на отсутствие у союзников реальных намерений воевать – даже после объявления ими войны. И что таким образом один почти не упоминаемый в книге человек – И.В. Сталин – положил начало цепочке событий, которые с неумолимой логикой сумасшествия привели мир к началу очередной мировой бойни. Правда, как мы помним из предыдущих глав, уже 3 сентября (ставшего в изложении Овери последним актом десятидневной трагедии) у Гитлера появились первые опасения в отношении того, что недавно заключенный союз с СССР оказался сделкой «сатаны с дьяволом». Помните слезную телеграмму Риббентропа Молотову, направленную в тот же день? В которой советских товарищей упрашивали побыстрее заняться «обобществлением» Польши?.. После прочтения книги Ричарда Овери легко представить настроение, которое 3 сентября 1939 года царило в Берлине, Лондоне и Париже, как чувствовали себя такие разные политики, как Гитлер, Деладье и Чемберлен. Думаю, не ошибусь, сказав, что особой гордости и удовлетворения от хорошо проделанной в течение дня работы никто из них не испытывал. Наверняка не ощущали радости и подавляющее большинство простых немцев, англичан и французов. Каждый из них хорошо помнил об ужасах Первой мировой войны, закончившейся каких-то два десятка лет назад.

Но Овери почему-то не заинтересовало то, в каком расположении духа в этот день находились Сталин и Молотов. А зря! Потому что они-то как раз могли испытывать бурную, захватывающую, ни с чем не сравнимую радость торжествующих по поводу удачного суперобмана политических жуликов. Считаю, что десять дней, описанные Овери, являлись одними из самых лучших и светлых в жизни главных «миролюбцев» планеты. В качестве наглядной иллюстрации этого факта я хочу привести полный текст речи Сталина на заседании Политбюро ЦК ВКП(б) 19 августа 1939 года. Долгое время факт произнесения этой речи категорически отрицали как сам Сталин, так и советские историки.

В качестве иллюстрации упомянутого «научного» подхода приведу высказывание на этот счет из «Истории Второй мировой войны», бичующее происки «очернителей» и «клеветников»: «Американский профессиональный антисоветчик Л. Фишер дошел до пределов клеветы, изображая всю историю Советской России как путь «от мира к войне». Говоря о договоре (речь идет о Пакте Молотова – Риббентропа. – Прим. авт.), он называет его «свадьбой», а Советский Союз и Германию «молодоженами, вступившими в брак». Английский историк, одно время игравший в объективность (прим. автора: видимо, какое-то время тот верил кремлевским сказкам), утверждает, будто договор «сыграл решающую роль в развязывании войны, которая, по твердому убеждению коммунистов, могла быть использована в целях осуществления их революционной стратегии». Этот клеветник игнорирует тот факт, что советско-германский договор был заключен для мира… Западногерманский историк Е. Еккель в одном из журналов ФРГ опубликовал текст якобы найденной им «записи» речи И. Сталина на заседании Политбюро 19 августа 1939 г., в которой содержится призыв к организации войны «между Германией и англо-французским блоком». Фальсификация очень грубая. Достаточно сказать, что Сталину приписаны такие обороты речи и обращения, которые он никогда не употреблял. Кроме того, в этот субботний день, 19 августа 1939 г., заседания Политбюро вообще не было» (том 2, с. 284—285). Отметив, что западные «извратители исторической правды» уже в конце 50-х годов прошлого века совершенно корректно оценивали советский вклад в «борьбу за мир», обратим внимание на сам факт горячего отрицания: «Вообще не было!», «Суббота!», «Политбюро отдыхало!». Как выяснилось, Политбюро таки не отдыхало, а напряженно работало. Об этом поведал в газете «Известия» от 16 января 1993 года не кто иной, как основной научный оппонент Резуна-Суворова – ныне покойный генерал Волкогонов, лично, по его словам, державший в руках протокол соответствующего заседания. Тайное, как водится, стало явным и текст речи был найден в бывшем Особом архиве российским историком Т. Бушеевой и опубликован в «Новом мире» в 1994 году. И оказалось, что врали как раз советские авторы всяческих «историй» – кандидаты, доктора и академики исторических и идеологических наук…