Дети богов - читать онлайн книгу. Автор: Юлия Зонис cтр.№ 53

— Рубашку хоть наденьте, — сказал я, убирая Наглинг обратно в ножны.

— А че, кот, у тебя от моей мускулистой груди стояк наметился?

— Тебе, гляжу, отсосать невтерпеж?

Капитан заржал.

— Вот это по-нашему.

— Пасть захлопни, блатота.

— Мать я твою ебал…

Так переругиваться мы могли бы долго, но я решил свернуть дискуссию.

— Зачем вы эту дрянь колете?

Капитан сверкнул глазами.

— А ты, братан, попробуй. Вдруг понравится.

— Что вы из себя вечно какого-то урку корчите? — устало спросил я, садясь на вторую кровать. — Отцовская слава вам покоя не дает? Так отец-отцом, а ваши письма к матери я читал, между прочим. Незачем передо мной комедию ломать…

Гармовой вдруг сел на кровати и уставился на меня со странным, но хорошо знакомым мне выражением. Так смотрят на умственно отсталых писюнов, сморозивших очередную глупость. Так не раз смотрел на меня некромант.

— Что вы на меня так пялитесь?

— Пи-исьма? — протянул капитан. — Так вот они чем тебя купили. А я-то все думал: как же этот, чистенький, со мной, грязненьким, работать собрался? А он писем начитался. Вот, блин, умора.

— Вы о чем?

— Письма те писал рядовой духовицкого состава Лебедушкин М. К. за полпайки каши и хлеба осьмушку. И за то, чтобы я его, болезного, в жопу трахал не слишком больно.

Да еб же ж твою мать! Почему, ну почему я вечно так накалываюсь?! Вот вам и тайна изменившегося почерка, вот вам и радость графолога, вот вам и жопа с ручкой, и синее море, и старушка-мать. Не было никакого Жмыха, и Жуки никакого не было, все это я, идиотик добренький, сам себе вообразил и дрочил на эту прекрасную картинку, как рядовой Лебедушкин М. К. — на фотку Майи Плесецкой. Сам он, мразь, был и Жмыхом, и Жуком, и плесенью, и гнилью, и всей той болотной мерзостью, против которой я тут затеял войну. Надо было, конечно, и виду не показывать, не радовать эту скотину, но я, задохнувшись, вылетел на балкон и полез за сигаретной пачкой. Пальцы задрожали. На ногу мне грохнулся серебряный портсигар.

— Эй, братан, ты в порядке? — проорал Гармовой из-за балконной двери. — Че это тебя так скорчило?

А вот запихну тебе эту серебряную дуру в глотку, и узнаешь, с чего, мрачно подумал я. И пожалел, что нету у меня под рукой некромантовой катаны.

Вернувшись в Москву, я вызвал к себе побратимов и сказал им дословно следующее:

— Если я не приеду обратно… Не перебивать! Если я не приеду обратно, Нидавель-Нирр, в случае дедовской смерти, переходит к Ингвульфу. Все свитки я уже подписал и поставил печати. Ингре остается советником, и на него я переписал контрольный пакет акций. Братья и Нари, что бы не случилось, продолжают получать свою часть прибылей. Все должно идти как всегда.

Не раз я принимал решения, не посоветовавшись с ребятами, но впервые они мне не возразили. Рта не открыли. Не пикнули.

По замыслу, следовало передать Ингвульфу и перстень наследников Свартальфхейма, знаменитый Гёрдлинг, да вот незадачка: перстень сгинул в обвале вместе с моим приемным папашей, и их так и не удалось откопать.

Выслушав мой план, Гармовой для начала неистово обрадовался — очень уж в его вкусе получалась задумка — а потом так же резко поскучнел.

— Не придет он.

— Придет.

— Откуда ты знаешь?

— Знаю.

Волк заворчал.

— Скажи лучше, сколько зверей у тебя в стае?

Сначала капитан долго вилял, однако все же разродился точным ответом:

— Две дюжины.

— Мало.

— Ты че, охуел? Да они вдвенадцатером кого угодно порвут, а уж если все вместе, разом, навалимся…

— Мало, говорю.

Я отправил заказ вниз, кузену Хродгару Черному. Для оплаты заказа мне пришлось расстаться со всеми личными сбережениями и со своей долей акций. Хорошо, что успел переписать основное на Ингри, а то совсем охреневший от жадности Хродгар потянул бы пальчики и к контрольному пакету. Вот и стал наследник Свартальфхейма нищебродом. Какой, впрочем, к Хель, я наследник?

Заказ прибыл через три недели, когда рощи под Москвой уже вовсю зеленели. Воробьи чирикали, как одуревшие. Коты отвыли свое в подворотнях и на пожарных лестницах, и все кошки ходили беременные, подметая асфальт отвисшими брюхами. Солнце пробивалось сквозь занавески. Мне было плевать и на воробьев, и на котов, и на солнце. Первые дни меня грызло отвращение к себе, но потом и оно исчезло, и осталась лишь тошнотная пустота. С такой пустотой в животе и в душе, наверное, самоубийцы бросаются с крыш, чтобы превратиться внизу в кровянистое месиво. Еще повсюду меня преследовал запах цветов. Он крался за мной по улицам, запрыгивал на балкон, вся комната моя пропахла цветами. Нарушение обонятельных центров, говорите? Я надеялся, что хотя бы в Тибете запах отстанет, сменившись ледяным дыханием ледников, но и там все склоны были покрыты какими-то мелкими, то синими, то красными цветочками.

Стая поджидала нас в поселке мужественной девочки Тенгши. Я искренне надеялся, что за прошедшие месяцы молодая мать осуществила свой план и бежала прочь с этих проклятых гор. Зря надеялся. Вот она — стоит в толпе поселян, положив руки на плечи сына, смотрит на меня зло и испуганно. Поселковую площадь окружили волки Гармового, пока еще в человеческом обличье, в военной форме с невнятными знаками различия и при оружии. Отпихнув одного из волков плечом, я подошел к Тенгши и сказал:

— Переведи своим то, что я сейчас скажу.

— Убийца! — не замедлила сообщить мне моя тибетская красавица, крепче прижимая к юбке сына.

— Пока еще нет. И не стану убийцей, если вы будете вести себя разумно и подчиняться приказам. Переведи.

В принципе, мог бы я использовать для перевода и доброго стукача Сакью Ишнорти: вон он стоит, задрав козлиную бородку, ежится на прохладном ветру. Поселян согнали на площадь в чем были, не дав прихватить даже верхней одежды. И я не возражал. Коли уж берешь заложников, делай это так, чтобы поверили: если не выполнят твоих требований, начнешь стрелять.

— Уважаемые жители деревни! — заорал я с непонятным садистким весельем в душе, — Мы с коллегами не собираемся причинять вам вреда, и вскоре вы сможете разойтись по домам и вернуться к своей повседневной трудовой жизни. При одном условии: если разыскиваемый нами преступник по имени Мистер Иамен, известный также как Охотник, явится сюда и добровольно сдастся. Если он этого не сделает, мы будем каждый день, повторяю — КАЖДЫЙ ДЕНЬ — расстреливать по одному человеку. Начнем…

Тут я радостно ткнул пальцем в окончательно съежившегося старосту.

— Начнем с тебя.

Староста, отлично понявший мои слова, мешком рухнул на землю и застонал от ужаса. Он-то не сомневался, что я исполню обещание. Я сомневался, а он нет. После того, как Тенгши прокричала перевод на кангпо, не усомнились и остальные жители деревни. Поднялся плач вселенский и вой. Матери закрывали руками головы детей, мужчины пытались спрятать за спину жен, охали старики — как будто я уже отдал приказ и сейчас их всех скосят автоматные очереди. Кто-то решился бежать и огреб волчьим прикладом в брюхо. Кто-то упал на колени и бился башкой о камни и грязь, молясь Будде. Меня, почему-то, при виде разгоравшейся паники все сильней и сильней разбирало свирепое веселье. Оглянувшись, я наткнулся на точно такой же, свирепо-веселый взгляд Гармового. Этот-то был в своей стихии. Сколько таких деревенек пожег он в Судане и Сомали? Правду говорят — с кем поведешься… Я, кажется, усиленными темпами превращался в редкостную мразь. Клин клином? Меньшее зло? Увольте — от происходящего я получал садистское удовольствие. Так, наверное, радуется идиот, копаясь в собственной кровящей ране, поигрывая струнками сухожилий. Так радуется юродивый брошенным в него камням и плевкам, облепившим его харю. Любуйся, мир, на мое непотребство! Вот он я весь. Вот он я, скотина, вот он я, сволочь, вот он я, сын человеческий, радуйтесь — я ваша плоть и кровь…