Дети богов - читать онлайн книгу. Автор: Юлия Зонис cтр.№ 46

Чтобы не перегружать письма излишними деталями, скажу лишь, что мы составили список возможных монастырей на севере Италии (где, по имеющимся у нас сведениям, как раз и находился принц зимой 1701-го года) и начали поиски. Параллельно с самостоятельным обследованием всех возможных монастырей и церквей мы направили запрос в Ватикан. Поскольку группа наша числилась за „Обществом по изучению материального культурного наследия“, никаких затруднений политического характера тут не должно было возникнуть. Тем не менее, запрос наш проблуждал до лета 1944-го года. В августе мы неожиданно получили любезный ответ из канцелярии некоего францисканского епископа, его преосвященства Игнацио Висконти. Нас известили, что барельеф, соответствующий нашему описанию, действительно имеется в небольшом монастыре недалеко от Сондрио, в горной местности. Судя по всему, это один из ранних францисканских барельефов тринадцатого века. Поскольку мы достоверно установили, что принц Евгений Савойский посещал Бергамо, от которого до Сондрио не больше сорока миль, возбуждение наше и интерес трудно описать словами. Мы немедленно направили в монастырь группу, состоящую из трех моих дорогих товарищей: Фридриха, Гельмута и Карла. Сам Отто рвался поехать с ними, однако положение в Берлине и, в частности, в нашем департаменте было таково, что требовало его присутствия в столице. Вы, должно быть, помните, Генрих, что творилось после покушения на рейхсфюрера. Для охраны троих наших коллег было выделено подразделение Ваффен СС, поскольку в Италии тогда уже было неспокойно.

Тут, милый Генрих, хроникер и историк вынужден уступить место испуганному старику. То, что я собираюсь сообщить Вам в продолжение этого письма, звучит как мистика самого дешевого пошиба, и, тем не менее, я Вас уверяю, что так оно все и было. Я — адепт точных наук и никогда не был чрезмерно суеверен. По роду нашей работы в той организации, к которой мы оба принадлежали, нам всем, если и не приходилось напрямую сталкиваться со сверхъестественным, то хотя бы ощущать на своем лице его дуновение. Каждому человеку присуще любопытство и жажда чуда. И все же, милый Генрих, прошу Вас: воспринимайте мое письмо как забавный курьез или мистическую историю в духе По, но не пытайтесь — не пытайтесь, Генрих, заклинаю Вас здоровьем Марты и Ваших дорогих дочерей — раскапывать это темное дело. Любопытство не принесет Вам никакого добра. В лучшем случае прибавит седины, в худшем же… я и сам слабо представляю, каков может быть худший исход (и слава Богу — хотя, казалось бы, что может быть хуже тянущихся из меня трубок).

Вам, наверное, уже изрядно надоели мои предуведомления, так что вернусь к рассказу. В тот день, когда, по нашим рассчетам, группа должна была достигнуть монастыря, я задержался на работе, перепроверяя результаты некоторых тестов. Я не слишком доверял своему лаборанту, который легко научился готовить нужные растворы, но был весьма неаккуратен в записях. Итак, я остался на работе допоздна и — судя по тому, что произошло позже — задремал, сидя у своего стола. Мне, однако, казалось, что я не сплю, а продолжаю возиться с записями нерадивого лаборанта, когда в противоположном конце лаборатории вдруг появилось бледное свечение, и в центре этого свечения я с удивлением увидел Фридриха. Мы все практиковали выход в астральные тела, так что Вы понимаете, о чем я говорю. В то же время фигура моего коллеги была более четкой и плотной, чем любое из виденных мною прежде астральных тел. Что самое ужасное, на горле Фридриха я заметил узкий и длинный разрез, в котором запеклась черная кровь. Обернувшись ко мне, привидение проговорило… Нет, не так. Фридрих не говорил ничего. Помните ли Вы эксперименты доктора Шварца с медиумами и передачей мыслей на расстоянии? Сейчас это, если я не ошибаюсь, именуется телепатией. Так вот, Фридрих не произнес вслух ни слова, и образы и мысли, передаваемые им, возникали, казалось, прямо у меня в голове. Для начала Фридрих сказал (я употребляю это слово для простоты): „Дитти (я был самым младшим в отделе, отсюда и уменьшительное имя), тебе следует немедленно забрать меч и бежать из страны. Беги, скройся как можно дальше, и, умоляю тебя, никому не сообщай о месте своего пребывания. И главное — никому не отдавай меча и не пытайся сам им воспользоваться, не приближайся к монастырю“. Естественно, я был напуган и озадачен, однако в тогдашнем моем состоянии, близком к сну или кошмару, не смог ему возразить. Добавлю, что в течение всего явления я не мог двинуть ни рукой, ни ногой, ни говорить, ни, кажется, даже дышать. Осознав, похоже, что его предостережение меня не убедило, Фридрих показал мне то, что случилось в монастыре. Это было как бы рядом картин, промелькнувших перед моим внутренним зрением.

Когда грузовик с солдатами и нашей группой взобрался по гористой дороге к монастырю, их встретил в воротах угрюмый человек огромного роста и полностью лысый, представившийся помощником настоятеля. Верзила сообщил, что сам аббат находится в отъезде, и пожелал захлопнуть ворота, однако был остановлен солдатами. В монастырском дворе столпилось несколько монахов, с испугом наблюдавших за действиями военных. Фридрих, как руководитель группы, уверил верзилу, что не собирается причинять обитателям монастыря никакого вреда, и лишь хочет осмотреть имеющийся у них в часовне барельеф с изображением Святого Франциска. Высокий монах неохотно проводил исследователей в часовню. Солдаты, оставшиеся во дворе, в это время шутили с выбежавшими на звуки подъехавшего грузовика детьми. Дети, как выяснилось, были по преимуществу военными сиротами, жили при монастыре и там же обучались в школе.

Далее произошло следующее. Пока Фриц, Карл и Гельмут бродили по часовне в поисках барельефа, во дворе началось какое-то столпотворение. Как оказалось, один из монахов сообщил по секрету командующему отрядом, эдакому отсиживающемуся в тылу унтерштурмфюреру, что среди детей есть несколько евреев, которых прячет настоятель. Этот же человек назвал имена, и вскоре маленьких евреев уже вытащили во двор и собрали группой у стены трапезной. Унтер собирался отвезти их в Бергамо и сдать в тамошнее отделение жандармерии, откуда бы малышей, несомненно, отправили в концлагерь. Фриц и остальные, естественно, выбежали из часовни и попытались уговорить солдафона оставить детей в покое, однако тот заявил (если перевести его слова на человеческий язык), что не дело книжным червям определять политику Третьего Рейха в отношении жидовской сволочи. Добавлю, что высокий и лысый монах во главе нескольких братьев попробовал вмешаться, но солдаты довольно быстро усмирили святых братьев ударами прикладов и пинками. В разгар всего этого непотребства в воротах послышался звук мотора, и на старом „опеле“ в монастырь въехал настоятель. Опишу этого человека, или, точнее, это существо подробней, поскольку он играет ключевую роль в дальнейшей истории и является, милый Генрих, частым героем моих ночных кошмаров. Настоятель был невысок и обряжен в мирское, не считая белого воротничка, который более пристал бы лютеранскому пастору. Он ничуть не походил на итальянца, скорее, немец, англичанин или даже русский. Волосы у него были темные с проседью, черты лица тонкие и острые, и с лица этого смотрели странно светлые глаза.

Настоятель на чистом немецком предложил солдатам отпустить детей и убираться вон из святой обители. Унтер, грубая сволочь, естественно, только загоготал и поинтересовался, что святой отец собирается сделать, если он и его солдаты не подчинятся приказу. Настоятель ничуть не смутился. Он сказал, что еще раз просит господ эсэсовцев удалиться, иначе они сильно пожалеют о творимом ими святотатстве. Унтер в ответ лишь пожал плечами и, отвернувшись, велел грузить детей в кузов. Добавлю, что каналья еще и улыбался малышам и даже погладил одного из них по голове. Фридрих не выдержал и, подойдя к машине, сказал, что приказывает остановить погрузку. Как старший по чину, он имел право отдать такой приказ, однако тут коса нашла на камень. Унтер, ухмыльнувшись, ответил, что, как солдат, обязан выполнить распоряжение господина штурмфюрера, однако, как член партии, не может не доложить об инциденте сразу же по возвращении в Берлин. Как поступили бы вы, Генрих? Как поступил бы я? Я представляю, как повел бы себя в этой щекотливой ситуации Отто, но, увы, не всем быть смельчаками. Фриц понял, что дальнейший разговор бесполезен, и присоединился к товарищам у часовни. Военные с шутками и прибаутками продолжили свое дело. И тут снова вмешался аббат, до этого бесстрастно наблюдавший за стычкой. Он подошел к унтеру и сказал ему что-то, чего Фриц не расслышал. От слов настоятеля скотина позеленела и схватилась за пистолет. Однако воспользоваться оружием ему не удалось. Непонятно откуда в руках аббата возникла сабля или шпага — длинный, узкий, чуть изогнутый клинок — и, двигаясь с невозможной для человека быстротой, аббат зарубил и командира, и всех собравшихся во дворе солдат. Его жертвы не то что выстрелить не успели, а не успели, кажется, и просто сообразить, что происходит. Фриц, Гельмут и Карл в оцепенении наблюдали за бойней от дверей часовни. Закончив свое страшное дело, аббат, как ни в чем ни бывало, обратился к высокому монаху и велел тому увести детей — куда точно, Фриц не уловил. Товарищи высокого монаха между тем собрали автоматы убитых. Добавлю, что у тройки моих товарищей было служебное оружие, однако они почему-то и не подумали стрелять. Более того, первым пришедший в себя Карл даже высказался в том духе, что поделом досталось зажравшейся в тылу гадине, что он бы сам с удовольствием выпустил негодяю кишки, и что действиям странного аббата он аплодирует — побольше бы таких аббатов. Впрочем, боюсь, с аплодисментами бедный Карл поспешил.