Ярость отцов - читать онлайн книгу. Автор: Александр Шакилов cтр.№ 44

Он объяснил – а Колобок подтвердил его слова, хлопнув пяток розовых пузырей, – что сюда путники ссылают тех, кто неблагонадёжен. Зачем уничтожать? Это ведь негуманно. Да и куда полезнее поступить иначе. Каждый правоверный путник, где бы он ни был, в какой бы мир его ни занесло, может – и должен! – наблюдать за ссыльными. Считается, что это повышает нравственность среди населения.

– На самом деле, – подмигнул мне Голован, отличный мужик, который начал мне нравится, – это, Край, банальное запугивание. Посмотрите, граждане, что с вами будет, если вы окажете сопротивление властям.

Вот так-то. В бионоидный сектор исходника отправляли не только особо отличившихся в борьбе против путников иномирцев, но и инакомыслящих путников.

– Почему не в Тюрьму, куда меня как-то засадили? – спросил я у Голована, и он непонимающе уставился на меня. – Ведь у путников уже есть Тюрьма?

Вместо него ответил Патрик:

– Да потому что, батя, Тюрьма вне времени и пространства. Всё, что там происходит, происходит только там, ничего оттуда взять нельзя. Камеры, если их отправить в Тюрьму и включить, будут показывать белый фон, пустоту по сути. Потому что в Тюрьме ничего нет.

Понять его аргументы мне было не дано. Слишком много времени я провёл в Чернобыле, а потом сражался за жизнь в Вавилоне, вместо того, чтобы грызть гранит науки в университетах. Так что я с радостью поверил сыну на слово. И вновь обратился к Головану:

– Но как путники наблюдают за ссыльными?

Оказалось, что с помощью бионоидов-камер, которые могут летать, зарываться в землю, плавать и выживать чуть ли не в эпицентре ядерного взрыва. Гован указал на стайку «мячей» с пропеллерами, пронёсшуюся над нами. Десятки камер могут создавать репортаж, снимая происходящее с различных ракурсов. Они постоянно поддерживают связь со своим Центром. Потеря связи гарантированно приведёт к тому, что в точку последнего посещения выберется проверить что да как другой бионоид. Если и с случится неприятность, или он заметит нечто подозрительное, то в район направятся тысячи бионоидов-камер, предварительно оповестив путников о ЧП…

Голован ещё что-то кашлял, а я отчётливо вдруг себе представил, как миллионы – миллиарды? – путников замирают, впитывая всю ту инфу, что могут им предоставить бионоиды – вплоть до сердечного ритма и раздражения нервных окончаний заключённых. Всё это будет записано в мнемокопилки каждого из расы захватчиков и рекомендовано к повторному изучению в очередном мире, на очередном Привале. А учитывая, что от этих ощущений может получить удовольствие только закоренелый мазохист, можно предположить, что путники – не самый счастливый народ всех миров.

«Привал нам только снится», – всплыла в памяти поговорка путников, загруженная в мой мозг эрзацем швейцарских часов, который я надел на себя как-то по глупости.

Заметив, что я не слушаю, Голован замедлил шаг и осторожно, будто опасаясь сделать больно, тронул меня за плечо:

– Край, я хочу помочь. Тебе надо убедить всех наших отправить отряд к Цитадели. Вам двоим туда не пройти. Слишком опасно. Нужно сопровождение.

Считайте меня параноиком, но я всегда напрягаюсь, когда мне предлагают помощь. Это уже рефлекс. Я жду удара в спину или ещё какой подлянки. Люди бывают добрыми и отзывчивыми, только если им это выгодно. И не факт, что при этом будут соблюдены мои интересы. С другой стороны, что я знаю об иномирцах? Может, такие парни, как Голован, умеют делать добро бескорыстно, искренне?

Может. Но рассчитывать на это не стоит.

Судя по узорам на скафе Голована, он – мужчина, на многое способный.

В том числе на поступки, которых воспитанные люди стыдятся.

Надо было как-то прокомментировать порыв Голована, но сказать мне было нечего. Так и не дождавшись моего ответа, он повернулся к Перу, тому самому четырёхрукому иномирцу из его шайки, что вырастил у себя на черепе здоровенное фиолетовое перо и пренебрегал вообще какой-либо защитой от радиации и смертоносной химии.

– Созывай общий сбор, – велел Голован.

Перо остановился, развёл в стороны руки, тяжело задышал, краснея лицом-мордой, а потом замер с выпученными глазами и такой звук выдул из своей кривой ржавой трубы, что мы с Патриком покачнулись. Неуверенный дымок, что курился над раструбом, превратился с настоящую дымовую завесу.

Если кто из зэков, населяющих бараки, плохо слышал, то уж дым-то заметить должен был.

Общий сбор, значит? Ну-ну…

* * *

Бородатые бритоголовые мужчины, что целились в троицу, принялись гортанно выкрикивать угрозы на языке, которого Заур не понимал. Разобрать можно было лишь слово «палач» и русскую ненормативную лексику, цитирование которой было чрезмерным не только в женской компании, – Хельга всё это слушала – но и в коллективе сугубо сильного пола.

И – как обрезало, громкость выкрутили до минимума – разом все замолчали.

Потому что встретить незваных гостей вышел сам Ильяс.

Волосы у него были чернее копоти – до того, как он угодил в палату интенсивной терапии после инцидента на дороге, – Заур смотрел оперативное видео, запечатлевшее кровавое месиво, в котором побывал работорговец. Там, на дороге, его короткие кудри точно наспех обесцветили в салоне красоты: Ильяс поседел весь и сразу. Но если ещё недавно, даже будучи седым, он выглядел как сильный здоровый мужчина, то сейчас перед троицей стоял глубокий старик, которого впору поддерживать под руку, чтобы не упал.

– Ну, здравствуй, народный мститель Заур, – не сказал, едва слышно прошелестел работорговец. Остальных он вроде как не заметил.

Палач поморщился, будто заныли вдруг зубы – не любил, когда его так называли. Да, во всех официальных документах его профессия значилась как «народный мститель». Да, бумажные газеты, ещё не вышедшие из моды среди пенсионеров, и купленные правительством новостные сайты регулярно сообщали гражданам о подвигах народных мстителей. Но Заур считал себя палачом, убийцей в Законе, не очень здоровым психически человеком, ибо нормальные люди работают у станка с кайлом или в офисе за компьютером, но не на улицах с огнестрельным оружием в руках. Нормальные люди не хотят убивать других людей, даже если эти другие – сволочи и подонки.

– Пусть тебе помогает Бог, Ильяс. – Заур знал: работорговец в курсе, что оружие палач держит в карманах плаща. У Пападакиса под пиджаком тоже очень явно топорщился ствол. Баул Хельги так и намекал на то, что в нём припрятано много всякого. Но Ильяс почему-то не отдал приказ обыскать и разоружить троицу.

Почему?

– У нас с тобой разные боги, Заур, – прошамкал работорговец. – Но Аллах милостив, и потому…

Закончить ему палач не дал – мягко, но всё-таки перебил:

– Мне не нужно его прощение, Ильяс. Да и мы сюда прибыли вовсе не для теософской беседы, сам понимаешь.

Бородачей оттеснили обратно на территорию огороженного участка пятеро телохранителей Ильяса. Все были вооружены по последнему слову техники: композитные бронежилеты, каски-сферы… Последние не только прикрывали лицо от пуль и осколков, но служили ещё целеуказателями и мониторами встроенного в снарягу компа. Поверх камуфляжных штанов с множеством накладных карманов у каждого заметно выделалась сетка выкрашенных в хаки искусственных мышц. Сетка бугрилась, стоило только сделать шаг, и норовила подбросить хозяина в воздух, из-за чего движения телохранителей выглядели комично. «Недопрыжки» выдавали бойцов с головой: недавно получили в пользование экзокомбы, ещё не приноровились ими пользоваться. Однако это дело наживное, пару дней – и будут бегать быстрее гепарда и прыгать дальше кенгуру.