Бедная моя голова.
К тому времени, как гном решил, что на сегодня хватит, я знал сотни две крючков и закорючек, составлявших алфавит, и еще примерно столько же базовых слов — по одному-два на букву. А — арбуз, Б — барабан… Что-то в этом роде, только гномы подошли к этому делу практичнее. Зная алфавит, ты уже знал достаточно, чтобы начать говорить.
— Зачем вам столько букв, Кирк? — спросил я. — В моем языке их двадцать шесть, и мне вполне хватает.
— Если под «твоим» ты подразумеваешь общий, — последовал ответ, — то в нем букв не двадцать шесть, а больше, просто вместо одной буквы используется комбинация из двух-трех. К тому же некоторые из ваших букв звучат по-разному, в зависимости от их места в слове, и от того, какие буквы их окружают. У нас буква всегда читается одинаково.
— Это называется фонетическое письмо, — сказал я. — Но мы оба знаем, что ты ушел от ответа. Зачем нужны четырнадцать вариаций, Кирк? Ведь буква «А» звучит одинаково в любой из них.
— Это традиция, — гном сердито дернул себя за бороду. — Просто… если ты пишешь на бумаге, лучше использовать криадат, а если высекаешь на скале — тавиф. Посылая же любовное послание…
Он не договорил. В голове у меня словно гулко ударил колокол — тревога! Я вскочил на ноги, выхватив меч, через мгновение Кирк уже стоял рядом сжимая в руках трофейный гоблинский топор. Он был удивлен, но пока молчал.
Тревога, ну тревога же! Как они все не видят? Не слышат? Впрочем, нет — у дальнего костра также как и я, стоял с мечом наизготовку Роджер, а рядом с ним, со шпагой в руках, но не в стойке — Джейн. Похоже, она, как и Кирк ничего не чувствовала, а лишь следовала примеру мальчишки. Я почти бегом направился к ним.
Лесные звуки? Да, они стихли. Но это не подкравшийся враг, иначе звуки изменились бы, но не исчезли совсем. Да что же это такое?!
— Что? — встретил меня вопросом Роджер. Я не ответил. Вокруг на траве спали люди. Глубокий вечер, почти ночь. Затем я увидел, и в тот же миг пальцы Джейн сжались у меня на рукаве.
Туман над озером заклубился и свился в трехметровую змеиную голову. Голова эта смотрела на меня… Нет, сквозь меня. Она звала. Во всем лагере не спали лишь мы, да может быть еще пара часовых.
Затем я увидел, как один из спящих встал и пошел к воде. Джейн шагнула вперед, и я увидел, что она тоже спит. Стоя. Я влепил ей пощечину.
— Том? — она открыла глаза, и уставилась на то, что висело над озером. — Она… она зовет…
— Топай отсюда в вон том направлении. Там и ночуй.
— Почему в том?
— Потому, что это в противоположной от озера стороне. Род?
— Я!
— Бери бокен, делай как я.
Я поднял свой «тренировочный меч», и с размаху врезал Кирку, который уже успел заснуть, и направиться к озеру, пониже спины. Тот вскрикнул и проснулся.
— Туда! — я махнул рукой, задавая направление. — Род, не теряй времени!
Позже Роджер признался мне, что это приключение даже доставило ему удовольствие. Он был зол на этих людей, за малый темп передвижения, за нытье и жалобы, за то, что они не желали нести патрулирование границ. И вот пожалуйста! Прекрасный способ выместить досаду — при помощи меча.
С другой стороны, я уже измотал его сегодня вечером, а нанести сотню ударов мечом — это не так просто. Я старался вовсю, но мы все-таки не успевали. Люди проходили мимо нас, и шли в озеро. Примерно каждый десятый. Затем все кончилось. Мы остались на берегу вдвоем.
Осторожно, не выпуская из виду змеиную голову над водой, мы попятились назад.
— Том и Роджер! — шелестящий шепот родился у меня в голове, и пошел гулять по черепной коробке, рождая гулкое эхо.
— Быстрее! — сказал я мальчишке, но было поздно — наши тела пошли к озеру сами, не подчиняясь разуму, странной дергающейся походкой.
— Из-за вас я осталась без обеда…
Я остановился. Род — нет. С трудом переставляя ноги, я побрел рядом с ним.
— Род, стой!
На лице мальчишки появилось отчаяние. Он не мог этого сделать.
— Слушай! — сказал я. — Ты это можешь. По той самой методике — посмотреть на себя со стороны. Решить, что идешь до конца. В каратэ есть принцип — победить или умереть. Мой учитель говорил иначе — он говорил «умереть дважды». Ты должен желать не победы, а смерти. Ну!
Он остановился, затем не удержался на ногах и упал на колени. Все-таки, ему сегодня досталось больше, чем я планировал.
— Я не могу идти… — прохрипел он.
— Том, Роджер! — шипела змея.
— Ты — мой ученик, — сказал я. — Ты должен выполнить приказ учителя.
— Да! — ему это наверное показалось могучим рывком, хотя со стороны это скорее было танцем умирающего страуса.
— Я не сказал тебе вставать!
Мальчишка удивился настолько, что похоже, даже забыл о звучащем в его голове зове.
— Двадцать отжиманий.
— Том? — он покосился на змею в озере. Та, похоже, трудилась вовсю.
— Тридцать.
Он начал отжиматься. Когда тебя зовет гадюка ростом, если судить по голове, с десятиэтажный дом, отжиматься непросто. Но это здорово помогает отвлечься. По себе знаю. Пусть мальчик запомнит этот вечер как победу. Не «учитель за шкирку вытащил меня оттуда, а то бы мне конец», а «я сделал это сам». Он плакал, но отжимался. Затем он перестал плакать.
— Теперь бери бокен, — сказал я. Роджер подчинился. Кажется, он начал понимать, по крайней мере, в сторону озера он глядел уже без страха, и впервые за это время усмехнулся.
— Проход мотылька, — сказал я. — Оп-с! Извини. В следующий раз защищайся, если не хочешь получить по лбу. Итак…
— Проход мотылька! — Роджер поднял меч, с таким усилием, словно эта деревяшка весила по крайней мере тонну, и принял стойку.
— Том, Роджер!
— Да заткнись ты!
Я вытащил его оттуда за шкирку, что верно, то верно. Маленький паршивец опять потерял сознание. Интересно, отдает ли он себе отчет, что это будет его основным занятием на ближайшее время?
— Говорю тебе, они мертвы! — услышал я голос Кирка. — Это было проклятие озера. Никто не может ему противостоять один на один.
— Я пойду туда.
— Я не могу этого позволить, госпожа. Ты погибнешь.
— Пусти!
— Что же, я пойду с тобой!
— Я тоже. — Это была Тиал. — Он спас мне жизнь, я в долгу перед…
— Ты мне там точно не нужна! — Джейн повернулась и решительно направилась к озеру.
Этот момент я выбрал, чтобы вылезти из кустов спиной вперед, волоча за собой Роджера. Парень давно уже пришел в себя, но не думал показывать виду.