Щелк! - читать онлайн книгу. Автор: Евгений Лукин, Любовь Лукина cтр.№ 55

— «Исправленному верить. Хан Батый», — сияя, перевел Шерхебель.

Афанасий задумчиво его разглядывал.

— А ну-ка прищурься! — потребовал он вдруг.

— Не буду! — разом побледнев, сказал Шерхебель.

— Смышлен… — Афанасий одобрительно кивнул. — Если б ты еще и прищурился, я б тебя сейчас по маковку в землю вбил!.. Грамотку-то покажи-ка поближе…

Шерхебель показал.

— Это что ж, он сам так красиво пишет? — сурово спросил Афанасий.

— Ой, что вы! — Шерхебель даже рукой замахал. — Сам Батый никогда ничего не пишет — у него на это канцелярия есть. Между нами, он, по-моему, неграмотный. В общем, все как везде…

— А печатей-то наляпал…

— Красная — для внутренних документов, синяя — для зарубежных, пояснил Шерхебель. — Так что я уж на всякий случай обе…

Тут снаружи раздался нестройный аккорд, и щемящий надтреснутый голос запел с надрывом:

— Ах, умру я, умру… Пахаронют миня-а…

Шерхебель удивился. Афанасий пригорюнился. Из левого глаза его выкатилась крупная богатырская слеза.

— Входи, бедолага… — прочувствованно пробасил Афанасий.

Вошел трясущийся Альбастров. Из-под надетой внакидку ношеной лисьей шубейки, только что, видать, пожалованной с боярского, а то и с княжьего плеча, глядело ветхое рубище да посвечивал из прорехи чудом не пропитый за зиму крест.

— Хорошие новости, товарищ Альбастров! — снова воссияв, приветствовал певца Шерхебель.

Электрик был настроен мрачно, долго отмахивался и не верил ничему. Наконец взял документ и обмер над ним минуты на две. Потом поднял от бумаги дикие татарские глаза.

— Афанасий! — по-разбойничьи звонко и зловеще завопил он. — А не погулять ли нам, Афанасий, по Волге-матушке?

— И то… — подумав, пророкотал тот. — Засиделся я тут…

— Отбить у татар нашу лодку, — возбужденно излагал Шерхебель. Разыскать Чертослепова…

— И Намазова… — с недоброй улыбкой добавил электрик.

Отгрохотал ледоход на великой реке Итиль. Намазов — в дорогом, почти как у Шерхебеля, халате и в сафьяновых, шитых бисером сапожках с загнутыми носками — прогуливался по берегу. На голове у Намазова была роскошная лисья шапка, которую он время от времени снимал и с уважением разглядывал.

Его только что назначили толмачом.

Где ж ему было заметить на радостях, что под полутораметровым обрывчиком покачивается отбитое вчера у татар гребное устройство, а на земле коварно развернут сыромятный арканчик электрика Альбастрова.

Долгожданный шаг, мощный рывок — и свежеиспеченного толмача как бы сдуло с обрыва. Он лежал в гребном устройстве, изо всех сил прижимая к груди лисью шапку.

— Что вы делаете, товарищи! — в панике вскричал он, мигом припомнив русскую речь.

— Режем! — коротко отвечал Альбастров, доставая засапожный клинок.

Шерхебель схватил электрика за руку.

— Вы что, с ума сошли? Вы его зарежете, а мне опять идти к Батыю и уточнять состав экипажа?

Электрик злобно сплюнул за борт и вернул клинок в рваное голенище.

— Я вот смотрю… — раздумчиво пробасил вдруг Афанасий, глядя из-под руки вдоль берега. — Это не замдиректора нашего там на кол сажают?

Зрение не обмануло Афанасия. В полутора перестрелах от гребного устройства на кол сажали именно Чертослепова. Вообще-то татары не практиковали подобный род казни, но, видно, чем-то их достал неугомонный замдиректора.

Самоотверженными гребками экипаж гнал лодку к месту события.

— Иди! — процедил Альбастров, уставив жало засапожного клинка в позвоночник Намазову. — И чтоб без командора не возвращался! А сбежишь под землей сыщу!

— Внимание и повиновение! — закричал по-своему Намазов, выбираясь на песок.

Татары, узнав толмача, многозначительно переглянулись. Размахивая широкими рукавами, Намазов заторопился к ним. Шайтан его знает, что он им там наврал, но только татары подумали-подумали и с сожалением сняли Чертослепова с кола.

Тем бы все и кончилось, если бы замдиректора сам все не испортил. Очутившись на земле, он мигом подхватил портки и бегом припустился к лодке. Татары уразумели, что дело нечисто, и кинулись вдогонку. Намазов добежал благополучно, а Чертослепов запутался в портках, упал, был настигнут и вновь водворен на кол.

— Товарищи! — страшно закричал Намазов. — Там наш начальник!

Итээровцы выхватили клинки. Натиск их был настолько внезапен, что им в самом деле на какое-то время удалось отбить своего командора. Однако татары быстро опомнились и, умело орудуя кривыми саблями, прижали экипаж к лодке, и Чертослепов в третий раз оказался на колу.

Бой продолжал один Афанасий, упоенно гвоздивший наседавших татар своей железной палицей.

— Товарищ Филимошин! — надсаживался Шерхебель — единственный, кто не принял участия в атаке. — Погодите, что я вам скажу! Прекратите это побоище! Сейчас я все улажу!..

Наконец Афанасий умаялся и, отмахиваясь, полез в лодку. Шерхебель тут же выскочил на берег и предъявил татарам овальную золотую пластину. Испуганно охнув, татары попрятали сабли в ножны и побежали снимать Чертослепова. В руках Шерхебеля была пайцза — что-то вроде верительной грамоты самого Батыя.

— Ты где ее взял, хазарин? — потрясенно спросил Альбастров в то время, как татары бережно укладывали замдиректора в лодку.

— Да прихватил на всякий случай… — небрежно отвечал Шерхебель. Знаете, печать печатью…

— Капитана… — еле слышно произнес Чертослепов. — Главное: капитана не забудьте…

— Капитана? — удивился Шерхебель. — А при чем тут вообще капитан? Вот у меня в руках документ, покажите мне там одного капитана!..

Разогнанная дружными мощными гребками, лодка шла сквозь века. В зыбких полупрозрачных сугробах межвременного тумана длинной тенью скользнул навстречу острогрудый челн Степана Разина. Сам Стенька стоял на коленях у борта и напряженно высматривал что-то в зеленоватой волжской воде.

— Утопла, кажись… — донесся до путников его расстроенный, приглушенный туманом голос, и видение кануло.

Вдоль бортов шуршали и побрякивали льдышки — то ли шуга, то ли последние обломки ледохода.

Без десяти десять лодка вырвалась из тумана как раз напротив дебаркадера с надписью «Баклужино». Пристань была полна народу. Присевший у руля на корточки Чертослепов мог видеть, как по мере приближения вытаращиваются глаза и отваливаются челюсти встречающих.

Что и говорить, экипаж выглядел живописно! Далече, как глава на церкви, снял шлем Афанасия, пламенела лисья шапка Намазова. Рубища и парча просились на полотно.