— Улькар запнулся:
— Женщина?..
— Да, государь…
Несколько секунд Улькар озадаченно молчал.
— Ну, хорошо… — произнес он наконец. — Сообщница… Я еще могу понять, почему молчала она. Но объясни мне, почему молчал тот, кем его подменили! Наверняка думал, что везут на казнь, и при этом — ни слова, ни попытки оправдаться!.. Кто он? Откуда взялся?.. Или он до того был предан главарю, что решил умереть вместо него?..
Досточтимый Тамзаа, не разгибая спины, беспомощно развел мягкие ладони:
— Государь…
— И наконец! — Улькар повернулся на каблуках и вновь пробежался по черно-лиловому кимирскому ковру. — Неужели судья Ар-Маура был настолько слеп…
Улькар остановился и надолго умолк. Серое измученное лицо его застыло. Постоял, медленно приблизился к столу, сел.
— Ар-Маура… — повторил он, слепо глядя мимо сановника. — Ар-Маура… — Затем глаза ожили. — Что о нем слышно?
— Жалуется, что не может вернуть денег, уплаченных Шарлаху за пленных.
— Да? — переспросил Улькар, явно думая о чем-то другом. — А кстати, которому из Шарлахов? Тому, что приводили ко мне?
— Да, государь, вне всякого сомнения. Досточтимый Ар-Маура сообщил, что головным кораблем бунтовщиков был именно «Самум».
Улькар с недоброй усмешкой разглядывал сановника.
— Все, что можно ему посоветовать, — язвительно заметил он, — это получить деньги с самого Шарлаха. Вот пусть этим и займется… Досточтимому Хаилзе моим именем прикажи идти в тень Ар-Мауры, а судье… Судье — снарядить и возглавить корабль, который тоже примкнет к каравану. Мне кажется, это будет вполне справедливо… И каких новых Шарлахах я слышать больше не желаю. Мне нужен тот Шарлах, с которым я здесь говорил… В чем дело, досточтимый?
Досточтимый Тамзаа был бледен. Все его надежды рушились…
— Государь… — еле выговорил он и умолк. Наступившая тишина не сулила ничего хорошего.
— Ясно… — Улькар скривил рот, брезгливо и безнадежно. — Опять ушел… Теперь понимаю, почему вы так настойчиво пытались подсунуть мне другого Шарлаха… Что молчишь? — Он бешено взглянул на сановника. — Ушел?
— Да, государь…
— Каким образом?
— Вчера флот Зибры прижал Шарлаха к пескам кивающих молотов…
Услышав про кивающие молоты, Улькар впился в сановника запавшими глазами, в которых тот, к удивлению и облегчению своему, не увидел ни гнева, ни испуга. Государь смотрел на досточтимого с подозрением — и только.
— Так… И что же?
— Он не остановился… — через силу вымолвил Тамзаа и осмелился снять кончиками пальцев капли пота с виска.
— Ушел… ТУДА?! — Государь вскочил.
— Да, государь… Несколько бунтовщиков прыгнули за борт и сдались войскам. Их допросили. Оказалось, что на «Самуме» начался ропот, люди требовали повернуть, но Шарлах и слышать об этом не хотел… — Тамзаа замолчал, со страхом глядя на государя.
Забыв про обмершего в полупоклоне сановника, тот оглаживал в тревожном раздумье черные тени у остановившихся глаз.
— Ну что ж… — как-то неуверенно молвил он, опускаясь на стул — В конце концов, это ведь бунтовщик… Не можем мы, в самом деле, уследить за каждым…
Такое впечатление, что государь перед кем-то оправдывался. Взгляд его, блуждающий по мрачным лиловым шелкам, вновь остановился на досточтимом Тамзаа.
— А скажи-ка… Что еще говорят спасшиеся? Неужели он вот так, без колебаний, бросил этот свой «Самум» на кивающие молоты?
Вопрос был задан неспроста, слишком осторожно, почти с опаской. Государя явно беспокоило что-то, сановнику не известное.
— Я не допрашивал их, государь. Но из присланного свитка явствует, что все обстояло именно так.
— Странно… — Руки Улькара бессмысленно вспорхнули над столом, тронули свитки, отдернулись. — Тогда, при встрече, он не показался мне особо храбрым человеком… И вдруг такая самоубийственная отвага… Странно, правда?
— Возможно, это и было самоубийство, — отважился предположить Тамзаа.
Улькар с сожалением покосился на сановника, и у того сразу отлегло от сердца. Кажется, грозу опять пронесло стороной.
— А в общем-то все складывается не так уж и плохо, — неожиданно бодро заметил Улькар и встал. — Приказ насчет Хаилзы и Ар-Мауры остается в силе. Караванному — примкнуть к флоту Зибры и вместе с ним нести охрану всей окрестности кивающих молотов. Имей в виду: Шарлах мне нужен живой! А я попробую… — Улькар вновь осунулся и умолк.
— Государь… — рискнул обратиться к нему Тамзаа.
— Да?
— Но оттуда не возвращаются, государь!
— Бывает, что и возвращаются… — как бы про себя загадочно проронил Улькар.
«Самум» стоял на границе запретных песков. По горизонту бродили песчаные гривки, и означать это могло только одно — их поджидают по-прежнему. Время от времени верховой лениво оповещал с мачты о новой пыли. Поднимать паруса не имело смысла, это сразу выдало бы местоположение корабля. Умнее было дождаться ночи и тогда уже попробовать проскользнуть между караванами на мускульной тяге.
— Ну, сюда-то они не сунутся, — говорила Алият, тревожно поглядывая на непривычно молчаливого и мрачного Ар-Шарлахи. — Все-таки молоты…
Тот лишь уныло вздыхал и подливал вина в чашку.
— Пыль по левому плечу!.. — снова проорали с мачты.
— Слушай! Сходи на палубу, скажи, чтобы слез!.. — не выдержав, сказал Ар-Шарлахи. — Надоело…
— А вот этого не надо, — нахмурившись, бросила Алият. — Нельзя без наблюдателя…
Она помолчала, потом поднялась и тоже достала из шкафчика чашку. Плеснула вина и, поколебавшись, разбавила водой. Откинула повязку, поднесла чашку к губам и помедлила, должно быть, ожидая, что Ар-Шарлахи проворчит: «Ты смотри тут не спейся, со мной это запросто…» или что-нибудь в том же роде. Но Ар-Шарлахи молчал, и Алият поставила чашку на пол, так ни глоточка и не отхлебнув.
— Тебя как подменили. — Она сказала это вполне серьезно.
— У меня тоже такое чувство… — проворчал он и вдруг устремил на нее совершенно трезвые, словно провалившиеся глаза. — А помнишь, в ночь перед бунтом?.. Ты меня спросила что там, за горами, а я тебе начал рассказывать про свиток лже-Арегуга…
— Помню, — тихо и настороженно ответила Алият. — Мы говорил, что по ту сторону гор из моря вышли какие-то «разрисованные» и напали на людей… Это?
Ар-Щарлахи горестно покивал.
— Знаешь… — сказал он. — Чем больше я понимаю этот мир тем меньше мне его хочется понимать.
— О чем ты?
— Так… Просто мы вчера были у «разрисованных».
Алият вздрогнула: