— Нет. — Кажется, Чага улыбнулась. — Она была Мать семейства. А мне доводилась… — последовало незнакомое слово, означавшее, по всей видимости, степень родства.
«А ведь и впрямь пошел у меня язык! — с некоторым удивлением отметил Влад. — Болтаем вовсю…»
— Чага, — осторожно начал он. — А почему ты сейчас так боишься металла? Я знаю, бояться надо, но… не так же! Вот ты сказала: ты дважды к нему прикоснулась, и что?
— Меня оставили в степи, — напомнила Чага. Голос ее снова зазвучал глуховато.
Влад рассмеялся.
— Глупая! Хорошо, что оставили! А иначе он бы убил тебя вместе с ними!..
Чага вздохнула и не ответила. Однако полог уже натянуть не требует. Значит, сдвиги есть…
Снова почувствовав желание, он повернул ее к себе лицом и, умудренный опытом, нежно взял губами мочку уха. В прошлый раз он начал было с поцелуя в губы, за что немедленно получил легкую, но звонкую затрещину. Выяснилось, что так здесь не принято. Развратник!.. Слава Богу, все остальное было в точности как на Земле…
…Потом они снова отдыхали от любовных (супружеских?) ласк, и уже наплывала дремота, когда Влада посетила внезапная и несколько обидная мысль: а почему Чага, в свою очередь, так ни о чем его и не спросила? Нет, право, это было даже как-то оскорбительно… Неужели вот так просто возьмет и уснет?..
Он повернул голову и увидел, что Чага по-прежнему лежит на спине и смотрит в небо. Потом что-то вдруг изменилось в ее взгляде. Влад тоже невольно поднял глаза, и сердце екнуло: по ласково мерцающему небосклону ползла наискосок тяжелая крупная звезда. Значит, еще не стартовали…
— Чага, — позвал он. — Видишь?
— Да.
— Я прилетел оттуда, Чага, — проговорил он, чувствуя, что хрипнет.
Казалось, она не услышала. Удивленный ее равнодушием, Влад приподнялся на локте, всмотрелся в тронутое обильным звездным светом лицо и понял, что Чага лежит, буквально помертвев от страха. Наконец медленно повернула голову.
— Никому не говори… — произнесла она с тихой угрозой, и у Влада по спине побежали мурашки.
— Я… — растерялся он. — Только тебе… А почему?
— Убьют, — последовал мрачный ответ, и Чага снова стала смотреть на неторопливо переползающую звезду.
— А… за что?
Чага молчала. Потом все-таки ответила через силу:
— Бегущая звезда. Когда она появляется, где-нибудь падает стальная птица… Никому не говори. Узнают — убьют.
Та-ак… Влад, слегка потрясенный, опустился на место. А туземцы-то, выходит, очень неплохо информированы… Бегущая звезда, стальная птица… Однако позвольте! Что значит узнают — убьют?.. А сама она разве не знает? Не убила же…
— Хорошо, Чага, — покорно сказал он. — Я никому не буду говорить… Но с тобой-то я могу об этом?..
— Со мной — да, — нехотя согласилась она.
Грузная звезда подползала уже к краю чернеющего бруствера.
— А знаешь, что это? — спросила он.
— Металл, — равнодушно отозвалась Чага.
Влад поперхнулся.
— М-металл… — вынужден был согласиться он. — Но это совсем другой металл! Он не убивает. Он служит людям. Там есть люди, Чага. Много людей. Таких, как я…
Звезда уже скрылась за кромкой развороченного бруствера, а Чага все молчала.
— Там хорошо? — неожиданно спросила она, глядя в мерцающую бездну.
— В моем мире? — уточнил Влад. — Да, Чага. Там хорошо.
Она снова повернулась к нему, и в голосе ее прозвучало какое-то совершенно ребяческое изумление:
— Если там хорошо, зачем вы летите сюда?
— Зачем? Да ради вас!
— Ради кого? — Она в самом деле не понимала.
— Ради тебя, — сказал Влад. — Ради твоих близких. Ради всех людей.
— Ради моих близких? — Она пристально всмотрелась в его лицо. Пристально и тревожно. — Ради Стрыя? Ради Колченогой?
Влад понял наконец, о чем она, и его обдало жаром.
— Видишь ли, Чага… Любой эксперимент всегда бывает чреват… э… — с запинкой проговорил он по-русски и стал думать, как бы это теперь перевести.
«Какой-то совершенно дурацкий разговор», — растерянно подумал он, так и не справившись с переводом.
— Пойми ты! Мы остановим металл! Он не будет летать над степью!
Чага вздохнула.
— Если бы он не летал над степью, — сообщила она, — людей бы уже не было.
— Не понимаю! — сердито сказал Влад. — Объясни.
Чага молча смотрела в небо. Потом губы ее шевельнулись, и она заговорила нараспев:
— Мужчины шли по степи, и в руках у них было оружие. Они убивали друг друга, они убивали детей и женщин, они убивали зверей. А металл смотрел, как они убивают, и видел, что скоро людей не останется вовсе. Он исполнился жалости к людям и восстал на мужчин — быстрый, светлый, разящий без промаха. И мужчины сказали: «Выроем прямые ямы и скроемся в них от металла». И они вырыли прямые ямы, но металл поражал их и в ямах, падая сверху. Тогда мужчины исполнились страха и спросили металл: «Что нам делать?» Он ответил: «Бросьте оружие, и тогда я не стану поражать вас в укрытиях. Буду лишь поражать, пролетая над степью, чтобы люди боялись и помнили…» И мужчины бросили оружие…
Влад был ошеломлен. Фольклор! Фольклор, посвященный металлу!.. Конечно, сказание на добрую треть состояло из слов совершенно незнакомых, но в целом смысл был ясен. Война, в процессе которой и вышли из-под контроля противопехотные комплексы… Завтра надо будет попросить Чагу, чтобы повторила, а он запишет…
Ах, блокнотик, блокнотик, на сколько же тебя хватит!..
17
По правде говоря, Влад надеялся, что после этой ночи характер Чаги хоть немножко смягчится. Ничуть не бывало! Вид праздношатающегося Влада приводил Чагу в неистовство, и на бывшего пилота первого класса начинали обильно сыпаться распоряжения, указания и наряды на работу. Однажды она даже попыталась усадить его за веретено и отказалась от своего намерения, лишь убедившись в полной бездарности Влада. Блокнота при ней лучше было и не доставать…
А Влад ничего не понимал да и не понял бы, наверное, попытайся она ему все объяснить.
Встреча с людьми застала Чагу врасплох — лишь тогда она осознала, что все долги семейства лежат теперь на них двоих. Конечно, с таким зверем, как Седой, их примет любой сородич. Но если уцелело достаточно много родственников Калбы по мужской линии, их с Владом просто не осмелятся принять. И где уверенность, что никто не попытается поступить с ними, как Стрый поступил с семейством Калбы?..
А Влад только поглядывал удивленно, когда она внезапно меняла маршрут или, скомандовав остановиться, выходила на вершину холма, пристально оглядывая окрестности.