После нас - хоть потом - читать онлайн книгу. Автор: Евгений Лукин cтр.№ 305

— Как же безобидное, если призрак? — Женщина поёжилась.

— А вам какая разница? — удивился Глеб. — Вы-то — человек, а не лампочка… Новую ввернуть не пробовали?

— Да я сюда теперь и подходить боюсь!

— Вот и хорошо. А то на одних лампах разоритесь. Спиральки у них чуткие, нервные, а тут призрак! С перепугу перегорать начнут.

Вахтёрша моргала.

— Так это что ж? — оскорблённо проговорила она, сообразив. — У лампочек, что ли, тоже душа есть?

— А как же! — сказал Портнягин. — Любой электроприбор состоит из физической основы и энергетической сущности. Как и мы с вами. Пока лежит на складе — мёртвая материя. Разные там пробные включения после сборки — не в счёт. Так, вспышки сознания, потом они обычно забываются… — Ученик чародея увлёкся, не замечая, что его добродушные объяснения звучат для собеседницы прямым кощунством. — А подсоединили к сети — всё: побежал ток по проводам, пошли мыслительные процессы, то есть, считай, душа народилась. Предполагают, что электрический контур каждой перегоревшей лампочки, — добавил он как бы по секрету, — витает вокруг патрона девять дней. Незримо, правда. Хотя бывает, что и проявляется. Вот как у вас…

Услышав такое, вахтёрша даже помолодела от возмущения.

— Девять дней? Да вы что, Глеб Кондратьич? Может, ещё скажете, что они потом в рай идут?!

— Н-ну, в рай не в рай… Есть там у них, короче, такой эфирный слой… Но это долго объяснять. Редактор на месте?

— На месте! — бросила женщина и, сильно раздосадованная, вернулась за свой барьер у входа.

Интересно, что бы она сказала, узнав о существовании пятимерно-пространственного Форгаранда — потустороннего обиталища великих творений архитектуры, столь впечатляюще описанного Даниилом Андреевым? Или, скажем, о загробной жизни автомобилей. Или об удивительном рае обувных шнурков, имеющем всего одно измерение. Да им в общем-то больше и не надо, шнуркам…

Помещение редакции «Ведуна» было тесным, как лабиринт, на чём, собственно, сходство и кончалось. Заблудиться в шести пенальчиках, гордо именуемых кабинетами, сами понимаете, затруднительно. Даже апартаменты редактора если и превышали размерами узкий жилой чуланчик в однокомнатке Ефрема Нехорошева, то не намного.

При виде Глеба редактор Ларион Маркелович, представительный, смолоду седовласый мужчина с красивым, но вечно испуганным лицом, встал во весь рост из-за стола и осторожно, чтобы невзначай не ушибиться о мебель, раскинул руки.

— Глеб! — шумно возликовал он. — Ну наконец-то!

— Привет, — сказал Портнягин, прикрывая за собой дверь. — Что у тебя опять стряслось?

Несмотря на солидную разницу в годах, оба вели себя друг с другом как ровесники. Так уж сложилось.

— Чаю? Кофе? Водки?

— Чаю, — вклиниваясь между столом и стулом, сказал Портнягин. — Кофе ты варить не умеешь.

— Да он растворимый!

— Тем более.

От присутствия двух крупных мужчин в помещеньице стало совсем тесно, поэтому чай Маркелыч заваривал скупыми точными движениями и всё равно пару раз угодил локтем в стекло припавшего к стене плоского шкафчика, где хранилась коллекция призовых оберегов.

— «Письмецо в конверте»? — полюбопытствовал Глеб.

— Да, — отрывисто ответил редактор. — Письмецо… — Втиснулся за стол, выдвинул, насколько это было возможно, ящик и достал прихваченные единой скрепкой два тетрадных листочка и конверт — всё лежалое, желтоватое. — Вот, ознакомься…

— «Дорогая редакция! — заранее нахмурясь, прочёл Портнягин. — Пишет Вам Ваша давняя подписчица, домохозяйка Пелагея Чиркуль…»

Ничего из ряда вон выходящего письмо не содержало. Крупными округлыми буквами подписчица извещала о том, что сочинила стихотворение, каковое прилагает отдельно с надеждой на публикацию. Если же редакция сочтёт, что затронутая тема не имеет отношения к оккультизму (предупреждала Пелагея Чиркуль), то это стихотворение только с виду бытовое, а на самом деле мистическое, поскольку под упомянутой в нём темницей надлежит разуметь нашу физическую оболочку, а под узником — астральное тело.

Судя по некоторым особенностям наклона и начертания букв, всё изложенное было оголтелым враньём. Но не более того. Ни магических знаков, ни следов заговора Глебу обнаружить не удалось.

— И что? — с недоумением спросил ученик чародея бережно принимая чашку чая на крохотном картонном поддончике.

— Теперь стишок прочти!

Портнягин освободил от скрепки второй листок.

— «Узник», — несколько озадаченно огласил он. Хмыкнул, пробежал глазами первые строчки. — По-моему, я это уже где-то читал…

— Я — тоже, — мрачно откликнулся редактор.

— Нет, это не ко мне, — решительно сказал Глеб, возвращая бумаги и скрепку. — Это к участковому. Или к психиатру.

Такое впечатление, что Леонид Маркелович был слегка шокирован портнягинской прямотой.

— Глеб! — пристыдил он. — Ты же колдун! Как ты можешь?

— А что я такого сказал?

— Ты что же, хочешь, чтобы мы вернулись во времена воинствующего материализма? — Редактор был не на шутку взволнован. — Чтобы снова невинных людей огульно обвиняли в литературном воровстве? Высмеивали всенародно, издевались, к позорному столбу ставили…

— Так если воруют…

Маркелыч поник, вздохнул судорожно.

— А вдруг нет? — спросил он с тоской. — Вдруг надиктовал он ей? Из некромира, а?.. Были же случаи: вселится в человека дух Бунина… или Ахматовой… Ты же колдун, Глеб! — беспомощно повторил он. — Стало быть, должен понимать, что временное подселение души — никакая не выдумка!

— Ну, публикуй тогда…

— Щаз! — огрызнулся редактор. — Представляю, как это будет выглядеть! «Узник». Стихотворение Пелагеи Чиркуль…

— Тогда не публикуй…

— Хорошо тебе! — жёлчно позавидовал Маркелыч. — А мне как прикажешь быть? Стоит только произнести слово «плагиат» — такое начнётся! Прикинь: редактор оккультной газеты, отрицающий возможность инкарнации…

— Маркелыч! — с ухмылкой перебил ученик чародея. — Ты кому зубы заговариваешь? Придумал — инкарнация! Тогда бы от письма знаешь какой аурой разило? А не разит… Ну я тебе говорю: никто в твою Пелагею не вселялся!

— А как докажешь? — глухо сказал осунувшийся от переживаний редактор. — Мало ли что вокруг письма ауры нет! Значит, вокруг черновика была… А черновик наверняка уже выброшен! Ищи-свищи… Мы же мистики, Глеб! — с душераздирающей проникновенностью напомнил он. — Ну не можем мы вот так… грубо, бездуховно… Не имеем права! Подписчиков растеряем! И так уже вон на ладан дышим…

Портнягин прыснул.

— Ты знаешь что? — предложил он. — Ты стишок тисни, а фамилию автора поставь настоящую…