Смуглое лицо пожилого ангела окаменело. Несколько огоньков на пульте бились, как в истерике, исходя прерывистым мушиным звоном. Надо полагать, с того самого момента, как я нажал в камере коллектора спусковую клавишу моего пистолета.
— В общем, так… — сказал я. — Слушай сюда… Вы сейчас собираете манатки…
— Простите?..
— Собираете манатки! — яростно повторил я. — И исчезаете отсюда к ангельской вашей матери! Слушай сюда! — заорал я, заметив, что он опять хочет переспросить. — И если я еще раз увижу здесь ваши одинаковые морды… или услышу эту вашу гуделку!..
Дальше я говорить не мог — перехватило дыхание. — …пожалеете, гады!.. — просипел я из последних сил.
— От чьего имени вы говорите?
— Какая тебе разница!
— Я прошу вас уточнить. Вы представляете государство?
— Да! — нагло выговорил я, глядя ему в глаза. — Представляю государство.
Я закинул ногу за ногу и качнул перед ним грязной босой ступней. А что мне было терять?
— Я прошу правильно понять нас, — сказал пожилой. — Мы не имеем целью вмешиваться в вашу жизнь.
— А какого ж тогда черта вмешались?
— У вас пребывает наш человек. Мы имеем целью вернуть его обществу.
— Перебьется ваше общество!
— Простите?..
— Гришу вы не получите. Все! Точка!
На этот раз, видать, он Гришкино имя расслышал хорошо.
— Григорий Прахов? — отрывисто переспросил он.
— Да, — сказал я. — Григорий Прахов.
У пожилого ангела был ошарашенный вид.
— Надеюсь, вы не имеете целью удерживать его здесь силой? — встревоженно спросил он. — Я прошу правильно понять нас: это несчастный и совершенно бесполезный для вас человек… Уровень его информированности…
— Что?! — Меня подняло с кресла, и ангелы отшатнулись. Вот так, наверное, и мы втроем вживались в глинистую стену пещерки, когда на нас надвигалось жужжание их ангельского локатора… — Силой?! Это мы его — силой?..
— Конечно, он заслуживает наказания, — торопливо проговорил пожилой, — но, право, не столь сурового. Поймите, оставить его здесь, у вас…
Тут он запнулся, с недоумением глядя, как я, потеряв от бешенства дар речи, беззвучно открываю и закрываю рот.
— Он что? — вытолкнул я наконец. — Обратно просился?
Ангел опешил.
— Нет, но… Мы полагаем, что он успел осознать невозможность своего пребывания…
— А ты его об этом спрашивал?
— Мы не можем его спросить, — возразил ангел. — Мы предприняли две попытки войти с ним в контакт — и без успеха.
— Ну так меня спроси! — огрызнулся я и снова сел в кресло, рука — на кнопке.
Молоденький ангелочек вздохнул коротко и начал было тихонько переступать вдоль стеночки.
— Куда? Стой где стоишь!
Ангелочек замер.
— Иными словами, — озадаченно сказал пожилой, — вы хотите нам что-то сообщить от его имени?
Я открыл рот и с наслаждением выговорил все, что я хотел им сообщить от Гришкиного имени. Подробно и с указанием дороги.
Ангел соображал.
— И вы на этом настаиваете?
— Да! — бросил я, не задумываясь, а на чем это я, собственно, настаиваю: на тех этажах, которыми его только что покрыл, или еще на чем?..
Ангел молчал. У него было изможденное лицо. Он как-то сразу растерял всю свою моложавость и словно дряхлел на глазах.
— Мы принимаем ваши условия, — услышал я его усталый до безразличия голос.
— Условия?..
— Вернуть на корабль наших людей. Покинуть планету. Не возвращаться. Разве я неправильно вас понял?
Что-то громко брякнуло об пол, и я чуть было не нажал кнопку. Ангелочек, виновато на меня глядя, поднимал оброненный пистолет. Может, разоружить их на всякий случай?.. И тут до меня наконец дошло.
— Повтори… — хрипло потребовал я.
Пожилой повторил все слово в слово. Я смотрел на него не отрываясь. Ангел не шутил. Ему было явно не до шуток. И он предлагал мне… Черт возьми, он предлагал мне жизнь!
— А… а Гришка?
— Теперь за него отвечаете вы.
Ни с того ни с сего я вспомнил вдруг, что не знаю, сколько сейчас времени, и, может быть, вечеринка еще не кончилась, и Наташка, растерянно улыбаясь, бродит среди гостей…
Уйти с корабля живым! Живым…
— Ну вот что… — тоскливо выговорил я. — Никуда я отсюда не уйду, понял? Буду сидеть и буду держать палец на этой вот кнопке. Пока ты мне все как есть не выложишь! А там посмотрим…
Он выслушал меня с полным равнодушием.
— Разрешите мне сесть, — попросил он.
Получив разрешение, опустился на выскочившее откуда-то из стены сиденье и долго молчал, как бы собираясь с силами.
— Что вас интересует?
— Почему вы все на одно лицо?
Ангел удивленно поднял голову.
— Простите?..
Пришлось доходчиво объяснить.
— Я понял ваш вопрос, — вежливо прервал он меня. — Мы кажемся вам одинаковыми. Но, видите ли… Мы тоже разные, только не в такой степени, как вы. Что вас еще интересует?
— Почему отозвали наблюдателей? Из каких таких этических соображений?
Он ответил не сразу.
— Ври быстрей, — процедил я.
Ангел как-то печально посмотрел на меня и стал вдруг удивительно похож на Гришку.
— Я не имею целью неправильно вас информировать, — сдержанно проговорил он. — Некоторые понятия являются труднопереводимыми…
— Ничего-ничего, — зловеще подбодрил я. — Ты знай переводи. Разберемся как-нибудь…
— У вас бы это назвали плебисцитом, — после некоторого колебания сообщил он.
— Чем-чем?
— Плебисцитом, — повторил он. — Около четверти населения нашей планеты возразили против наблюдений такого рода…
— Ага… — сообразил я. — Проголосовали, значит… А устройство зачем оставили? Ну, то, которое Гришка потом ликвидировал! На всякий случай?
— Видите ли… Некоторое время сохранялась вероятность, что наблюдения возобновятся, и…
— Кнопку нажать? — перебил я.
— Нет, — вздрогнув, отозвался он. — Пожалуйста, не надо…
— Тогда кончай врать! Говори, зачем наблюдали! Только быстро! Напасть хотели?
На секунду лицо у пожилого ангела стало… даже не знаю… надменным, что ли?..
— В отличие от вас, — сказал он, — мы не прибегаем к оружию.
— Ах, не прибегаете… А это?