— Спички верни… — с ненавистью глядя на пожилого, сказал я.
— Простите?..
— Ну спички, спички! То, что я вам днем отправил! Такая коробочка с палочками…
Он поспешно сунул левую руку за спину и достал откуда‑то мой коробок. Посмотрел вопросительно. Я забрал у него спички и огляделся. Помигивали огонечки на пультах, блестела какая‑то клавиатура… И все такое с виду ломкое, хрупкое…
— Так принимаете или нет? Вы не ответили.
— Да! — со злобой выговорил я. — Принимаю!..
Пожилой что‑то квакнул по‑своему. Ангелочек сорвался с места, стена перед ним раскрылась, и он показал мне, куда идти.
Обвели… Обвели как хотели!.. Всю жизнь так: накричу, наору, за глотку возьму, а потом, глядишь, — я же и в дураках… Уйти? Вот так просто взять и уйти?..
— Ну, ты все понял? — с угрозой обратился я к пожилому.
— Вы поставили условия, — ровным голосом отозвался он. — Мы их приняли.
Я повернулся и пошел к выходу. В дверях оглянулся. Пожилой ангел с мертвым лицом, сгорбясь над пультом, одну за другой нажимал черные кнопки. Давал отмену…
Последнюю дверь ангелочек открыл — вернее, отвалил — вручную. Лицо тронул зябкий ночной ветерок.
Прощаться я с ними, понятно, не собирался, но взглянул вдруг на этого ангелочка — и остановился, пораженный.
Передо мной стоял Гриша Прахов. В его широко раскрытых глазах я увидел удивление и ужас. Мир рушился, понимаете? В их чистенький сволочной рай ворвался грязный, оборванный Минька Бударин, и полетели все их этические соображения к чертовой матери!..
Глядя на него, я почувствовал себя победителем.
— Эх, ты, чижик… — сказал я ангелочку чуть ли не с жалостью.
Он не понял. То ли языка не знал, то ли знал, но недостаточно…
Я шагнул наружу, и правая — босая — нога ощутила грунт, показавшийся теплым после прохладного пола. Я думал, у них тут хотя бы трап какой‑то будет. А они вон как — на одном уровне с землей…
Лишь бы камушек под босую ногу не подвернулся. Ангелочек наверняка смотрит вслед. Вот и пускай видит, что ухожу я уверенно, не оглядываясь, что плевать я хотел на всю их ангельскую технику!
Отойдя подальше, все‑таки не выдержал и, как бы невзначай повернув голову, скосил глаза. Ну и ничего, понятно, не разглядел. Темнота — и все… Так вот и вышло, что корабль их я только изнутри видел. Даже на что он похож — не знаю…
20
Под ногами захлюпало, босая ступня погрузилась в холодную илистую грязь. Значит, озеро где‑то рядом… Куда же это они меня высадили?
Я продрался сквозь камыши и, прихрамывая, начал подниматься на пологий пригорок. Сделал шаг — и остановился, облившись холодным потом. На вершине пригорка что‑то было. Какое‑то сооружение.
Вот ты и попался, Минька! Поверил ангелам, да?.. А им бы только из корабля тебя выставить! Ты им только на корабле был страшен. А вот теперь…
Сжав кулаки, я стремительно шагнул вперед, в темноту…
И смех и грех: на плоской, будто нарочно выровненной площадке стояли скамейка и бетонная урна. На подгибающихся ногах я подошел к скамейке и сел. Потом обратил внимание, что в кулаке у меня все еще зажат полураздавленный спичечный коробок. Трясущимися пальцами я извлек из пачки сигарету и чиркнул спичкой. Затянулся и, подавившись дымом, жестоко закашлялся. Вот подлость! Швырнул сигарету на землю и чуть не затоптал ее босой ногой. Не могу курить!
Опасная тишина стояла в щебкарьере. Чем‑то она отличалось от обычной тишины.
Ничего не понимаю… Я же их за глотку держал!.. В себя ведь стрелял, коллектор наизнанку выворачивал, корабль чуть не подорвал с собой за компанию!.. Город… Да врал он насчет города!..
Внизу коротко прошуршали тростники. Потом еще раз. Похоже, кто‑то пробирался к кораблю. Я приподнялся, всматриваясь. На секунду мне померещилось, что мелькнула там, внизу, короткая рыжая стрижка, но, конечно, только померещилось… Черта лысого в таком освещении разглядишь! Луна наполовину ушла в плотное облако и продолжала погружаться в него все глубже и глубже, будто ее кто нарочно туда запихивал…
Ладно, бог с ней, с Рыжей… Лучше сориентируемся для начала. Значит, впереди у меня — ковыльный склон, по которому мы сюда спускались, сзади — огни ночного города, ангельский корабль — справа. Пещерка… Я обомлел. Получалось, что между кораблем и нашей пещеркой — каких‑нибудь триста метров, не больше. Чуть сами в гости к ангелам не пожаловали…
А ну‑ка не торопись, Минька. Посиди, подумай… Мало ли что он тебе там говорил — не всему же верить… Ангелам ты не нужен. Им нужен Гриша. Может, из‑за его побега у пожилого карьера горит… Может, они ждут, что ты сейчас побежишь радостью делиться… Сам возьмешь и выведешь их на Григория! Тогда уж лучше заночевать здесь, на скамейке…
Я откинулся на спинку скамьи, положил руку на верхний брус, и ладонь в аккурат легла на крупно и глубоко вырезанные буквы: «НАТАША».
Как будто без рукавицы за горячий лист взялся. Да кто здесь в конце концов хозяин: я или они?
Я вскочил, и в этот момент что‑то произошло. Звук? Нет, никакого звука не было. А движения я тем более заметить не мог — ночь. И все же что‑то случилось. Что‑то исчезло. Каким‑то образом я почувствовал, что щебкарьер пуст.
Сначала решил — показалось. Но вот рядом со мной осторожно скрипнул сверчок. Потом другой. А потом вдалеке повисла тоненькая бесконечная трель цикады. Тишина снова становилась тишиной.
Уже точно зная, что произошло, я спустился с пригорка и двинулся в ту сторону, где стоял корабль. Полчаса, не меньше, я ходил по буграм и ложбинкам, пока не убедился, что никакого корабля здесь нет. Ангелы исчезли беззвучно.
Да пошли все к черту, решил я в конце концов. Еще голову из‑за них ломай. Честные они там, нечестные… Смылись — и все. И точка.
Я шел к пещерке, предвкушая, как я там появлюсь. Представлял Люську с Гришей — сидят, обнявшись, забившись в дальний угол… Вот что‑то возникает перед входом… И мой насмешливый голос: «Сидим? Дрожим? А ну выходи по одному…»
Главное — чтобы без шума… Я крадучись подобрался к земляным ступенькам, но тут рядом со мной шевельнулась какая‑то тень, и в следующий миг мне был нанесен страшный удар в лоб — аж перед глазами вызвездило! Меня швырнуло спиной и затылком о склон, и я медленно сполз по нему наземь. Сознания, правда, не терял. Нет у меня такой привычки — терять сознание…
— Минька, прости! — полуоглохнув, услышал я над собой отчаянный Гришин вскрик.
Потом рядом возникла Люська, и они вдвоем попробовали поставить меня на ноги. Я отбился от них и поднялся сам, опираясь на склон. Изумляясь боли, осторожно ощупал лоб. Крови нет, кость вроде цела… Кажется, обошлось.