— Мать, Гриша пришел? — крикнул я с порога, но увидел ее лицо и осекся. — Что случилось, мать?
— Ой, не знаю, Минька… — еле проговорила она, кутаясь в шаль, как в ознобе. — Что‑то Мухтар весь вечер не по‑хорошему воет…
Тут, точно в подтверждение ее слов, пес завыл. Вой действительно был нехорош — такой же, каким Мухтар встретил Гришу три месяца назад.
Я сорвал с себя пиджак и, отшвырнув его, выбежал из дому.
— Осторожнее там, с Бехтерем! — умоляюще крикнула мне вслед мать, но я уже был на улице.
Обвел меня Бехтерь, обвел, как хотел! Испуганным прикинулся, голову заморочил, ерунды наплел… Значит, не ерунда это была! Значит, что‑то они с Гришей знали такое, что я не знал! Ну, все, Бехтерь! Если ты его хоть пальцем сегодня тронешь — уезжай из города, Бехтерь! Уезжай от греха подальше!..
На полпути к заводу вспомнил, что пропуск у меня остался в кармане пиджака. А, черт! Тогда придется напрямик, через сквер… Вот будет номер, если дыру замуровали — собирались ведь замуровать…
Шел второй чао ночи, и сквер был пуст. Вдалеке на моей скамейке с крупно вырезанным словом «НАТАША» кто‑то спал. Гриша? Все может быть. На вокзале он уже ночевал — теперь вот в сквере… «Съеду с квартиры…» Чем же я его обидел, а?.. Впрочем, это был не Гриша. На моей скамейке под ослепительным, растворяющим темноту фонарем спал дядя Коля — сосед, тот, что когда‑то сложил нам печку.
Я свернул с аллеи на тропинку, ведущую к заводской стене, и остановился. Кажется, я успел вовремя — Гришу еще ждали. За высоким кустом самочинно разросшейся смородины спиной ко мне стоял какой‑то человек. Он явно следил за проломом. Караулишь, да? Ну, я тебе сейчас покараулю!
Но тут, услышав мои шаги, человек беспокойно шевельнулся, и я перестал понимать, что происходит. В кустах смородины, наблюдая за дырой в стене, стоял — кто бы вы думали? — Гриша Прахов.
— Ну и какого черта ты здесь делаешь? — подойдя, негромко спросил я.
Гриша Прахов оглянулся и посмотрел на меня с вежливым удивлением.
— Простите?..
Я обомлел. Серого, льющегося со стороны аллеи полусвета вполне хватало, чтобы высветить Гришино лицо и положить на него тени. Но передо мной стоял не Гриша. Этот человек не притворялся — он в самом деле видел меня впервые. И одет он был по‑другому: строгай серий костюм, белая рубашка, галстук…
— Извиняюсь… — ошарашенно пробормотал я. — Обознался.
Двинувшись к пролому, я краем глаза зацепил второго, одетого точно так же. Этот лепился у стены, чуть поодаль. Возле самой дыры я нарочно споткнулся, выиграв таким образом пару секунд, и успел разглядеть, что левый глав у него заплыл, бровь чем‑то заклеена, а губа распухла. И тем не менее ошибки быть не могло, у этого, второго, тоже было Гришино лицо, только сильно побитое.
Видно, я крепко был ошеломлен, потому что опомнился, лишь налетев на смутно белеющую в темноте груду штакетника. Справа чернела громада строящегося пролета, впереди пылали желтоватым светом окна и открытые ворота листопрокатного.
В смятении я оглянулся на еле различимую в серой стене дыру. С кем я сейчас встретился? Что еще за оборотни к нам заявились? Кто они? Что им здесь нужно в два часа ночи?
И тут в памяти всплыли недавние Гришины слова, да так ясно, будто он вдруг оказался рядом и снова их произнес:
— Нашли меня, Минька…
Словно тоненький яркий лучик прорвался внезапно в мою бедную голову. Странная истерика в «Витязе», вечная Гришина боязнь лишний раз высунуть нос на улицу, осторожные расспросы о том, легко ли найти скрывающегося человека, — все теперь стремительно вязалось одно к одному, превращаясь в пугающую правду.
Вот он кого боялся — не Бехтеря, что ему Бехтерь! Понятно… Все понятно! Искали, нашли и приехали сводить какие‑то старые счеты…
Но почему ж они так похожи‑то?.. Родственники?.. А говорил, родственников у него нет… Или, может, национальность южная — все на одно лицо… Какая, к черту, национальность — Гришка ведь русский!..
Паспорт! Меня аж пошатнуло, когда я о нем вспомнил. Настоящий, не краденый!.. Неужели все‑таки Гриша в чем‑то замешан? Шалопай, ах, шалопай! Три месяца молчал, не мог подойти, объяснить по‑человечески: так, мол, и так… Да за него бы вся бригада поручилась!..
А что ж это я стою? Гриша‑то еще на территории, раз караулят его!
Эта мысль сорвала меня с моста и толкнула к цеху.
Господи, как я обрадовался, когда увидел, что на первом прессе за «хвостового» работает Сталевар!
— Ну‑ка, потрудись, — оказал он, отдавая ключ размечающему. — Это опять ко мне…
Сталевар был сильно чем‑то озабочен. Подойдя, вынул ив клешнеобразной рукавицы крепкую корявую пятерню и протянул для рукопожатия, которое мы почему‑то не разрывали до самого конца нашего короткого разговора.
— С чего это Гриша уезжать надумал? — хмуро спросил Сталевар.
— Уезжать? Куда?
— Откуда ж я знаю? — с досадой сказал он. — Прибежал среди ночи, попрощался… Я так и понял, что уезжает.
И снова меня мороз продрал вдоль хребта, когда я услышал это «попрощался». Да кто же они такие? Что им от него надо? Может, охрану к дыре вызвать с первой проходной?
— А когда он здесь был? Давно?
— Да только что. Минут пять, не больше.
— А куда пошел? Не помнишь? Ну, хоть в какую сторону?
— Не заметил я, Минька, — виновато сказал Сталевар. — Но он где‑то здесь, далеко от цеха уйти не мог…
Рукопожатие наше разомкнулось, и я, ничего не объясняя, устремился мимо участка отгрузки к открытым воротам. Оказавшись снаружи, приостановился, давая глазам снова привыкнуть к темноте.
Где же он околачивался вое это время? Хотя понятно… Увидел возле первой проходной родные лица и вернулся. Побежал ко второй проходной — там то же самое. Сунулся туда, сюда, а выходы все перекрыты…
Додумать я не успел, потому что увидел Гришу. Это был точно он — я узнал со спины его куртку: черную, с желтым клином — вместе покупали, с первой его получки… Опустив голову, Гриша брел к дыре.
— Гриша! — что было силы заорал я, но сзади мощно ворчал и погромыхивал цех. Кроме того, Гриша был слишком далеко — желтый клин маячил уже возле смутно белеющей груды штакетника, а потом и вовсе пропал за черной коробкой недостроенного пролета.
Я кинулся вдогонку, но тут же вынужден был перейти на быстрый шаг. Бегать ночью по территории завода да еще вблизи строящегося цеха — в два часа обезножишь.
Ничего, ребята, ничего… Кто вы такие, мы выясним потом. А Гришу я вам так просто не отдам, вы об этом и думать забудьте!..
Возле груды штакетника я задержался и вытянул из нее рейку. Ладно, если их всего двое. Только ведь там может быть и третий — в кустах, для страховки…