За последнюю неделю Хонимен творил и тратил спондуликсы с невоздержанностью, граничащей с опьянением. Наплевательское отношение Эрлконига заразило его (и Хонимен позволил себя заразить), и он слепо нырнул в омут затянутого ряской прудика монетарной безответственности. В результате все его долги были погашены. Местные поставщики поначалу сомневались и осторожничали, но под конец согласились принять его новый метод платежа — за неимением лучшего. Сэкономив на сем валюту США, Хонимен расплатился с такими организациями, как электрическая компания, которая ни за что (в этом он был уверен) спондуликсы не признала бы.
И спондуликсов, как предвещал Эрлкониг, к нему возвращалось гораздо меньше, чем выходило из его рук, а это давало определенный приток денег. Хонимен понятия не имел, куда девались недостающие спондуликсы. Возможно, забытые в карманах джинсов, они попадали в стиральную машину и, прокрутившись там два-три раза, превращались в волокнистые комья. Он всем сердцем на это надеялся.
С исчезновением финансовых обязательств у Хонимена должно было полегчать на душе. Ему бы сейчас чувствовать себя королем горы. А он все больше погружался в уныние.
Несмотря на свой поступок во время Олимпиады два десятилетия назад, Хонимен никогда не считал себя бунтарем. Ему всегда хотелось малого: обрести свою скромную нишу, умеренный доход, пару-тройку простых радостей. Верно, когда-то он мечтал показывать свое умение нырять (будьте соло или верхом) под радостные овации публики, но даже эти его скромные амбиции судьба пресекла — дважды. Теперь он хотел лишь спокойного, созерцательного существования.
А вместо этого он, оказывается, нарушает Конституцию, Биль о правах и бог знает что еще, создав и пустив в обращение поддельную валюту, которая стала непрямым конкурентом всемогущему американскому доллару. Он затруднился бы назвать свое преступление (знал только, что это не изготовление фальшивых денег), но был уверен, что это преступление, да к тому же самое гнусное. Можно плюнуть в лицо олимпийской сборной США и не ожидать в наказание ничего страшнее воинской повестки. Но красть, по сути, деньги из казначейства США, чтобы утвердить себя — наравне с правительством — каким-то там сувереном? Хонимен и представить себе не мог, какое наказание сочтет достаточно драконовским разъяренная бюрократия.
Глядя вдаль на зеленеющий, порезанный дорожками парк, который сейчас заполонили, предвкушая дебош Беззаконной вечеринки, люди, Хонимен глубоко вздохнул. Мимо, держась за руки, прошла парочка. Хонимен был слишком уязвлен и расстроен, чтобы даже вздохнуть.
Как насчет того, чтобы разделить с кем-нибудь простое существование, о котором ему так мечтается? Разве он слишком многого просит? Он-то думал, что Нетсуки — та самая. Считал, что она чувствует, как он. А она бросила его ради Эрлконига. Может, разница в возрасте была слишком велика? А теперь придется встречаться с ней сегодня вечером, смотреть, как она зачарованно виснет на Эрлкониге…
Нельзя поддаваться горечи. Возьми себя в руки, Хонимен! Смотри на светлую сторону жизни: холостой, сравнительно привлекательный, моложе сорока, проживаешь в городе, где подобные особи пользуются большим спросом… Мир женщин у твоих ног. (Но что, в сущности, значит это клише? У этого мира есть шипы, о которые можно руки в кровь расцарапать.) Пока в его дверь не колотят копы, он постарается сохранять свой обычный оптимизм.
Хонимен вышел из тенистого дверного проема, твердо решив сегодня от души повеселиться.
И споткнулся о кого-то, кто незаметно присел на единственную ступеньку перед ним. И Хонимен, и неизвестный кубарем полетели в траву.
Оправившись, Хонимен оказался нос к носу с Иларио Фументо, писателем с удивительными целями.
В начале своей карьеры Фументо стал одержим своего рода дрожью предвкушаемого удовольствия, какую черпаешь из хорошей литературы: нахождением в тексте обычного, приземленного предмета, переживания или ощущения, которое одновременно и узнаваемо, и еще никогда прежде не появлялось на страницах книг. По сути, речь шла о том самом знаменитом шоке узнавания. Фументо мечтал построить роман исключительно из таких самородков. Он пока застрял на стадии собирания, оставляя на потом переработку своей коллекции в повествование, сколь бы странным оно ни получилось. Поскольку денег на канцпринадлежности у него не было, Фументо воровал бланки заказа и огрызки карандашей из публичных библиотек и ими записывал свои гениальные находки.
Сейчас Фументо рылся по карманам в поисках клочка бумаги (Хонимен испытал укол страха, что он вытащит ждущий погашения спондуликс).
— Слушай, Рори, что ты об этом думаешь? — сказал он. — Тряпка, висящая на леске над ванной поверх занавески для душа; ее нижний, мокрый край темнеет.
— Замечательно, Иларио. Звучит почти как хайку.
Застенчиво улыбаясь, Фументо запихнул листок назад в карман.
— Вот здорово! Спасибо, Рори. Мне она сегодня пришла в голову, как раз когда я умывался. Знаешь, у нас в «Старом погребе» теперь есть вода.
Это разожгло любопытство Хонимена.
— Вот как?
— Ага. Эрл провернул. У него большие планы. Всю пивоварню хочет восстановить.
Тут до Хонимена дошло, как именно Эрлкониг собирается оплачивать ремонт своей мечты, и он разозлился. Надо поговорить с альбиносом начистоту, пока дело не зашло слишком далеко.
— Посмотрим, насколько его хватит. Потом поговорим, ладно, Иларио?
— Пока, Рори. Хорошо тебе повеселиться.
Отряхнувшись, Хонимен направился на поиски альбиноса.
Его внимание привлекли развевающиеся на ветру струи разноцветного «дождика», и, сам того не заметив, он оказался возле просторного павильона с каменным полом, в западной оконечности парка. Здесь деревья были увешаны гирляндами разноцветных фонариков. Для оркестра устроили сцену, группа добровольцев расставляла усилители и другое оборудование под руководством Выс Разреша, технического эксперта Пиволюбов, и его ассистента СпецЭффекты.
По документам СпецЭффекты звали Сан-Франциск Ксавье, обычно сокращаемое до СФК. Его отец был иезуитом-расстригой. СпецЭффекты носил рыжие волосы до плеч, обрамлявшие широкое вялое лицо.
— Эй, Спец, Эрла нигде не видел?
Пятясь задом и разматывая кабель с бобины, Спец ответил:
— Последний раз я его видел возле фейерверков.
Фейерверки. Будет ли когда-нибудь конец этому безрассудству? Сегодня они уж точно все кончат в каталажке. Хонимен задумался, а не уйти ли еще до начала вечеринки, но потом решил остаться. У него не было настроения слоняться в одиночестве по квартире. И все равно надо поговорить с Эрлконигом о безудержной растрате спондуликсов.
Заметив столы с прохладительным, Хонимен решил, что ему не помешает выпить. Кивнув в ту сторону, он спросил у СпецЭффектов:
— Тебе чего-нибудь принести?
— Нет, спасибо. Мы с Высом теперь постоянно на связи.
Хонимен улыбнулся, убежденный, что СпецЭффекты шутит. Перестав возиться с кабелем, СпецЭффекты поднял прядь волос. В тусклом свете Хонимену показалось, он заметил за ухом у Спеца наушник с крохотным микрофоном. СпецЭффекты вернулся к работе. Пожав плечами, Хонимен ушел. Вполне возможно, СпецЭффекты просто вешает ему лапшу на уши, но расспрашивать дальше не слишком хотелось.