— Что ты здесь делаешь? — спросила она.
— Любуюсь видами, конечно. Накрытое брезентом кресло
очень уютно. Сверх того, тут имеется старый ящик с рукописями благословенного и
безумного святого Владимира. И не стоит забывать о том прекрасном, хотя и
безногом столе в углу. — Одним словом, всякая ерунда.
Лисса закатила глаза и направилась к двери, но он преградил
ей дорогу.
— Ну а как насчет тебя? — насмешливо спросил
он. — Зачем ты здесь? Что, не предвидится никаких вечеринок и нет никого
под рукой, чью жизнь можно было бы разрушить?
Прежний задор отчасти вернулся к Лиссе.
— Класс! Хочешь вывести меня из себя, чтобы доказать,
какой ты крутой? Какая-то девица, которой я даже не знаю, наорала на меня
сегодня, а теперь я должна иметь дело с тобой? Какую цену нужно заплатить,
чтобы человека оставили в покое?
— А-а, вот почему ты здесь. Чтобы пожалеть себя.
— Это не шутка. Я серьезно.
Я почувствовала, что Лисса начинает сердиться, причем
гораздо сильнее, чем прежде расстраивалась. Он прислонился к наклонной стене.
— И я. Мне тоже нравится жалеть себя. На какую тему ты
хотела бы похандрить сначала? Как у тебя уйдет целый день на то, чтобы снова
стать популярной и любимой? Как придется ждать две недели, прежде чем от
«Холлистера» доставят новые наряды? Если раскошелишься на быструю доставку,
это, может, так надолго и не затянется.
— Оставь меня в покое! — сердито сказала она и на
этот раз оттолкнула его в сторону.
— Постой — сказал он, когда она протянула руку к двери.
Сарказм исчез из его голоса. — На что… ммм… На что это было похоже?
— Ты о чем? — взорвалась она.
— Быть не здесь. Не в Академии.
Она заколебалась на мгновение, сбитая с толку тем, что
выглядело как попытка искренне поговорить.
— Это было замечательно. Никто не знал, кто я такая.
Просто еще одно лицо. Не морой. Не королевская особа. Никто. — Она
посмотрела в пол. — Все здесь воображают, будто знают, какая я.
— Да, от прошлого так легко не отделаешься. — с
горечью сказал он.
Внезапно до Лиссы — и до меня, соответственно, — дошло,
как трудно это может быть для Кристиана. Люди по большей части обращались с ним
так, словно он вообще не существует. Словно он призрак. Не разговаривали с ним
или о нем. Просто не замечали его. Позорное клеймо преступления родителей
отбрасывало тень на всю семью Озера.
Тем не менее прежде ему удавалось вывести ее из себя, и
теперь она не была склонна сочувствовать ему.
— Постой… теперь ты жалеешь себя?
Он рассмеялся, почти одобрительно.
— Вот уже год, как я предаюсь этому здесь.
— Извини, — фыркнула Лисса. — Я приходила
сюда еще до того, как сбежала. У меня больше прав.
— Какие права могут быть у сквоттеров?[3]
Кроме того, я должен постоянно держаться как можно ближе к церкви, чтобы люди
знали, что я не стал стригоем… пока.
И снова в его тоне прозвучала горечь.
— Раньше я всегда видела тебя на службе. Это
единственная причина, почему ты ходишь в церковь?
Стригои не могут ступать на освященную землю. Еще одно
следствие их тяжкого греха.
— Конечно, ответил он. — А зачем еще туда ходить?
Ради души, что ли?
— Не важно. — Лисса явно придерживалась другого
мнения, но не хотела спорить. Тогда я уйду и оставлю тебя в покое.
— Постой, — снова сказал он, казалось, ему не
хочется, чтобы она уходила. — Давай заключим сделку. Можешь тоже приходить
сюда, если расскажешь мне одну вещь.
— Что еще?
Она оглянулась на него через плечо.
Он наклонился вперед.
— Среди всех этих разговоров, которые я слышал о тебе
сегодня, — и, поверь, я слышал немало, даже если никто ничего
непосредственно мне не рассказывал, — одна тема совсем не возникала. Они
разбирали все остальное: почему ты ушла, что там делала, почему вернулась,
история со специализацией, что Роза сказала Мие, ля-ля-ля. И притом никто, ни
один, ни разу не поставил под сомнение идиотский рассказ Розы о людях из низших
слоев общества, которые якобы давали тебе свою кровь.
Она отвернулась, и я почувствовала, как щеки у нее
вспыхнули.
— Тут нет ничего идиотского.
Он негромко рассмеялся.
— Я жил среди людей. Моя тетя и я держались особняком
после того, как родители… умерли. Найти кровь совсем нелегко.
Она ничего не ответила, и он снова засмеялся.
— Это Роза? Она «кормила» тебя.
Возродившийся страх пронзил и ее, и меня. Никто в школе не
мог знать об этом. Кирова и присутствовавшие при нашем с ней разговоре стражи
знали, но они, конечно, держат язык за зубами.
— Ну, если это не дружба, тогда уж и не знаю, какое
слово употребить.
— Не рассказывай никому! — выпалила она.
Для нас это было совершенно необходимо. Как я уже говорила,
у «кормильцев» развивается эффект привыкания к укусам вампиров. Мы принимали
это как часть жизни, но все равно смотрели на них сверху вниз. Для любого
другого — в особенности дампира — давать свою кровь морою считалось… ну, почти
непристойным. Фактически это рассматривалось как сексуальное извращение, почти
порнография — если дампир во время секса позволял морою пить свою кровь.
У нас с Лиссой, конечно, не было секса, но мы обе очень
хорошо понимали, что будут думать все остальные, узнав, что я «кормила» ее.
— Не рассказывай никому, — повторила Лисса.
Он сунул руки в карманы куртки и уселся на один из ящиков.
— Кто я такой, чтобы рассказывать? Слушай, иди, сядь
снова на сиденье у окна. Можешь приходить сюда, когда пожелаешь. Если, конечно,
не боишься меня.
Она заколебалась, вглядываясь в его лицо. Он выглядел
мрачным и угрюмым, губы искривлены в усмешке типа «вот я какой, непокорный»; но
слишком опасным он не выглядел. Не выглядел стригоем. Она с настороженным видом
вернулась на сиденье, неосознанно потирая от холода руки. Кристиан заметил это,
и спустя мгновение воздух в комнате заметно потеплел. Лисса встретилась с ним
взглядом и улыбнулась, удивляясь тому, что никогда раньше не обращала внимания,
какие у него льдисто-голубые глаза.
— Твоя специализация — огонь?
Он кивнул и поставил ровно сломанное кресло.
— Теперь у нас роскошное убежище.
Внезапно сцена перед моим внутренним взором померкла.
— Роза? Роза?
Мигая, я сфокусировала взгляд на лице Дмитрия. Он был совсем
рядом, обхватил меня за плечи. Мы не шли, мы стояли посреди двора, окруженного
зданиями старших классов.