Чудо и чудовище - читать онлайн книгу. Автор: Наталья Резанова cтр.№ 67

Бероя утверждала, будто управителю многое известно о шашнях служанок, но он в собственных целях предпочитает помалкивать. Однако либо в последнее время Рамессу и Хубуб не ладили, либо скрыть увиденное не было возможности. Управитель поднял шум, и виновных схватили. Стражник исчез где-то в темницах, вероятно, ему предстояло со временем порадовать Кемош-Ларана. А служанок в таких случаях били плетьми до смерти. Так должны были обойтись и с Хубуб, и Ксуф подтвердил это решение. Но лекарь из Дельты, пользовавший Даллу, узнав, что экзекуция будет производиться во внутреннем дворе, нижайше предупредил, что зрелище казни, а паче того, – крики казнимой, могут произвести нехорошее впечатление на госпожу царицу, а следовательно, дурно сказаться на здоровье наследника. И Ксуф милостиво дозволил преступницу повесить, предварительно заткнув ей рот.

Но когда Хубуб волокли к воротной башне, она умудрилась выплюнуть кляп и завопила во весь голос. От страха она позабыла нирский язык, на котором и так говорила не очень складно, и принялась кричать на родном диалекте. О чем – кто знает? Обращалась ли к родным богам, моля о помощи, или разоблачала других служанок, не менее виновных, чем она? Но, независимо от того, слышали ли ее боги или нет, Далла ее услышала. Ей было известно о казни, и она не собиралась на нее смотреть. В тот день Далла даже не вставала с постели. И, когда до ее донеслись вопли Хубуб, она непроизвольно вздрогнула. Но не от испуга, как предполагал высокоученый лекарь. Напротив, крики рабыни доставили ей странное, неизведанное прежде удовольствие. Она не испытывала к Хубуб ненависти. Служанка была ей неприятна, Далла постаралась отдалить ее от себя, однако смерти ей не желала. Но, пока Хубуб дергала ногами, и обвисала в петле, по телу Даллы разливалось удивительное тепло, а по душе – покой.

Она не сказала ни лекарям, ни Берое о пережитом ощущении. И вскоре забыла о нем. Впереди было главное испытание.

В прошлый раз Далла рожала легко, но по нынешнему своему состоянию догадывалась, что теперь будет по-другому, и, увы, оказалась права. Схватки продолжались более двух суток, и Далла порой не верила, что переживет их. Но муки ее были вознаграждены сторицей – родился мальчик.

Он был так мал и слаб, что его сочли недоношенным. И это также было на пользу Далле, ибо позволяло скрыть настоящее время зачатия. Но поначалу ей – да и всем остальным – пришлось пережить несколько ужасных минут. Младенец не двигался и не издавал ни звука. И повитухе пришлось трижды шлепнуть его по заду, прежде чем он засучил ручками и ножками, и запищал.

О том, что у него родился сын, Ксуфу доложили немедля. Но появился царь на женской половине лишь на следующий день. В Зимране считалось, что ложе роженицы окружают кровожадные злые духи, и если лишить их самой вожделенной добычи, то есть матери и ребенка, то они с остервенением нападают на окружающих. Особенно опасны они для мужчин. Поэтому вокруг роженицы должны быть только женщины. В крайнем случае евнухи и лекари, которых за мужчин тоже не слишком держали. И Ксуф выждал сутки, подкрепляясь сладким вином. Больше он не выдержал. "Здесь не Шамгари!" – произнес он свое излюбленное речение. По старинному шамгарийскому обычаю детей не показывали отцам вплоть до пятилетнего возраста, дабы в случае ранней смерти детей отцы не огорчались. Правда, не слышно было, чтобы в последнее время обычай этот соблюдался.

Однако видом своего наследника государь был разочарован. Не так, как некогда покойный Тахаш, но все-таки.

– Какой безобразный, – сказал он.

К тому времени младенца, как водится, обмыли, запеленали, накормили, и сейчас он благопристойно спал. Но оставался красным, сморщенным и лысым. Общий хор, убеждающий, что все младенцы, а особливо рожденные прежде срока, выглядят не лучше, а потом выправляются и становятся красавцами и атлетами, мало воздействовал на Ксуфа. Он с сомнением покачал головой.

Далла слышала этот разговор, и чуть ли не впервые в жизни, соглашалась с мужем. Что бы там ни говорили о неприглядности новорожденных, Катан родился красивым ребенком. Возможно, злая память обманывала ее, возможно, второй ее сын со временем преобразится, пусть не столь чудесным образом, как изменилась она сама. Но сейчас он не вызывал у нее никаких чувств. Это был не ребенок, а средство для спасения.

Пресытившись лицезрением наследника Ксуф, наконец, снизошел до того, чтобы обратить внимание на жену. Далла лежала в постели. Она была до того измучена, что не в силах была ни поднять голову с подушки, ни заговорить. И раздражение Ксуфа еще больше усилилось из-за того, что жена не встала его приветствовать.

– Ну, хоть на что-то ты оказалась способна, – бросил он. – Не бог весть какого, но сына родила. Так что теперь ты мне вовсе не нужна…

Для Даллы его слова прозвучали, как удар грома среди ясного неба. Столько усилий, столько унижений, столько мук – ради этого?

Ей удалось сдержать стон, но слезы оказались сильнее, и поползли по бледным запавшим щекам.

– Как ты мне надоела со своим нытьем! Я пошутил, дура, а она сразу хлюпать. Может, и в самом деле мне от тебя избавиться? Дочка Маттену через год-другой в возраст войдет, а она девка веселая, слез не льет, смехом заливается… Правда, больно она тощая, смуглявая, но ничего – на женской половине откормится и побелеет…

И, довольный собственным остроумием, Ксуф удалился.

Бероя, все это время стоявшая у изголовья Даллы, взяла руку царицы и сжала ее.

– Ты слышала? – на губах Даллы пузырилась слюна. – Ты слышала, Бероя?

Нянька склонилась над ней, поправила волосы, прилипшие к влажному лбу.

– Не бойся, девочка, – прошептала она Далле на ухо. – Теперь я сумею тебя защитить.

Не следует предупреждать жертву, что собираешься ее уничтожить. Даже если жертва кажется слабой и беспомощной. Даже в шутку не стоит. Конечно, как правило, такие шутки сходят с рук, особенно тем, кто силен и бессердечен, но может статься и так, что сильный сам станет жертвой.

Без предупреждения.

Мальчику дали имя Пигрет. Кажется, так звали деда Ксуфа. Далла точно не знала и не любопытствовала. Были другие заботы, и множество.

С первых дней стало ясно, что здоровье Пигрета, мягко говоря, оставляет желать лучшего. Он плохо спал и еще хуже ел. У Даллы было молоко, но царскому сыну, разумеется, взяли и кормилицу, дабы благородный младенец ни в чем не испытывал недостатка. Однако заботы пропадали втуне – похоже, никакое молоко – ни материнское, ни кормилицыно – не шло Пигрету впрок. Зато он много плакал – не громко и требовательно, как большинство детей, а тонко и слабо, будто уличный котенок. Далла просиживала у колыбели сутками, пытаясь его успокоить. Но двигал ею страх, а не любовь. Смерть ребенка могла стать ее смертью – вот все, что она чувствовала. Облик младенца с течением дней, действительно, несколько изменился к лучшему, но внимательный взгляд Даллы раз за разом подмечал в нем новые недостатки, хотя общее мнение утверждает, будто материнский взгляд не видит недостатков ребенка в упор. Ей не нравилась форма его головы, слишком крупной для такого маленького тельца – череп будто сплюснули с боков. И глаза у него были почему-то раскосые, такие, как у чужеземцев из стран за Шамгари и дальними горами, только у тех они были черные, а у Пигрета – голубые. И мутная голубизна первого дня после рождения так не сменилась ясной. Далла ни разу не видела, чтобы он улыбался. И еще у него нередко случались судороги, так что плакал он не без причин.