Чудо и чудовище - читать онлайн книгу. Автор: Наталья Резанова cтр.№ 35

Кааф – другое дело. Было бы крайним преувеличением утверждать, что грамотеи здесь составляли большинство, но все же таковых было немало. Преимущественно в жреческом и торговом сословии, но и в других тоже. Были даже грамотные рабы – управители в богатых домах, купеческие приказчики, нередко превосходящие по части образования своих господ. Что самое удивительное – были грамотные женщины. Жрицы – обязательно. Но и для аристократок хорошим тоном считалось обсуждать творения какого-нибудь модного поэта и похваляться заказанным списком – Дарда слышала подобные разговоры в храме. Аристократы писали на папирусе и тонкой ткани, купцы – на глиняных табличках, духовенство использовало и то, и другое. Те, кто сами грамоты не знали, или знали плохо, но хотели отправить письмо, могли найти на любой площади с полдюжины наемных писцов. Были и наемные учителя, и школы при храмах. не исключая храма Никкаль, так что Дарда могла бы при желании там учиться, тем более, что в святилище имелись и архив, и библиотека. Но такого желания у нее не было. Мать Теменун неминуемо задала бы вопрос: зачем это ей надо? А Дарда и сама этого не знала. Вестимо, не за тем, чтобы почувствовать свое превосходство над этими курицами, кудахтающими о стихах и занимательных повестушках. Нет, Дарда не хотела учиться грамоте у матери Теменун. Она не хотела даже, чтобы жрица знала о ее намерениях. Хотя она мало рассказывала матери Теменун о своей прежней жизни, но и этого было слишком много. И Дарде казалось, что с каждым новым обрывком сведений жрица получает над ней все больше власти. А Дарда теперь не собиралась позволять кому-либо распоряжаться собой, пусть из самых благих побуждений. И тем более покоряться воле наставника. Или наставницы. Это она уже проходила. Теперь она предпочитала отношения купли-продажи доверительным. Тем более, что у нее было чем заплатить за обучение. Не все ли равно, наемному учителю, кому вдалбливать основы знаний: дочке богатого купца или Паучихе? Деньги он получит те же самые, а откуда они берутся, в Каафе не принято допытываться.

И действительно, столп учености без определенного места жительства и работы, лишь пожал плечами, цапнул с ладони Дарды монету в пол-малика, пробормотал краткую хвалу Никкаль (ибо учителя и писцы также числились по ведомству Госпожи Луны) и вытащил таблички.

Осваивать буквы оказалось нетрудно. Возможно, учитель предпочел бы, чтоб ему попалась менее понятливая ученица, тогда бы он смог набить кошелек потуже. Но Дарда-Паучиха теперь сама устанавливала себе необходимый предел знаний. Буквы из под ее руки выходили корявые, но она не собиралась вырабатывать писарский почерк. Главное – научиться читать. А тут, как в стрельбе и фехтовании, необходима была практика. Прописи, которыми она пользовалась для обучения, уже были изучены, а для чтения свитков, хроник и поэм Дарда еще недостаточно навострилась. И тогда она вспомнила о манускрипте, истлевающем в тайнике.

Она извлекла то, что спрятала. И принялась изучать.

Теперь ей с первого взгляда было ясно, что это писание вышло из под руки женщины, и женщины не простой. Поскольку в благородном сословии Каафа женщин и мужчин обучали писать почерками, по виду совершенно отличными: так, чтоб их сразу можно было различить. Это объяснил ей учитель, он даже рвался преподать ей пресловутый женский почерк, на что Дарда не согласилась. Женское письмо было не в пример сложнее мужского, декоративней, а в чтении – малоразборчивей, чем письмо мужское. Поэтому Дарда не собиралась тратить время на его усвоение. Следует заметить, что разделение почерков было присуще только аристократам, жреческому и торговому сословиям оно было чуждо,

Но это письмо убитый получил не от жрицы, и не от жены купца. Его писала дама.

От Дарды потребовалось немало усилий, чтобы сложить украшенные завитушками буквы в слова, а слова – во фразы. Угрызений совести она не испытывала никаких. Хотя Дарда научилась многому, с тех пор, как пришла в Кааф, никто из ее наставников не удосужился сообщить ей, что читать чужие письма – дурно. Впрочем, после того, как она забрала письмо с трупа убитого ею человека, все попытки внушить ей это благое правило вряд ли возымели бы успех.

Вот что она прочитала:

"Мой дорогой возлюбленный! Радость моих очей, сладость уст, веселье сердца!

Ненавистный уехал, и вернется не раньше следующего полнолуния. А потому поспеши ко мне, счастье мое, ибо на сей раз ни одно наше желание не останется без ответа. Мы сможем не встречаться украдкой в доме нашей благодетельницы, но убежать отсюда прочь и навсегда. А я знаю, мед моих лобзаний, что жестокосердные родители лишили тебя всякой помощи. Но я, твоя верная, позаботилась обо всем. Тоскуя в разлуке, я подобрала ключи к кладовым Ненавистного, и сделала копии с печатей на замках. А потому немало золота – в монетах и слитках, драгоценных камней, что сияют, как глаза моего желанного, и жемчугов, подобных его зубам, теперь хранится не там, где полагает мой пустоголовый супруг, а в моих покоях. Конечно, за один раз вынести это из дома я не смогу, здесь нужна мужская сила, а потому тебе придется проникнуть в жилище Ненавистного. Но не опасайся, возлюбленный мой, я все предусмотрела! Привратники и охрана не увидят тебя. Поверишь ли, в сад нашего дома ведет потайной ход! Даже Ненавистный не ведает о нем (впрочем, что он ведает, глупец?). Мне же рассказала старая Туффаха, служившая еще моей свекрови. Ненавистный бы лопнул, узнай он, что вытворяла его покойная матушка, добродетели которой он так восхваляет! Но к делу. Узнай же: есть храм Псоглавца, за ним роща из тополей, а в ней высохший колодец. Если спустишься туда, запали факел и увидишь ход. Идти нужно, пока не сосчитаешь десять раз до ста. Если услышишь, как журчит вода – значит, ты уже рядом, ты идешь под каналом, что орошает наш сад. Наверх ведет лестница. Ты выйдешь прямо в сад. Я сделаю так, что в доме из слуг останутся только женщины и старики. Мы возьмем наши сокровища и убежим, куда пожелаешь, и будем жить, ни в чем не зная нужды, наслаждаясь любовью. Я буду ждать тебя каждую ночь, начиная с девятого дня от начала полнолуния. Спеши же прижать к груди твою нежную Хенуфе!"

Итак, Дарда напоролась на историю, что так любили уличные рассказчики в Каафе: старый, глупый и богатый муж, хитрая, сладострастная жена, и молодой любовник-жеребец. Где-то поблизости, похоже, маячит и сводница. Один из персонажей, а именно любовник, поспешая к своей нежной Хенуфе и ее мешкам с золотом, имел несчастье повстречать на своем пути безобразную девочку, почти ослепшую от рыданий. Далее история теряла чистоту жанра: в побасенках о неверных женах обычно дальше побоев дело не шло. В том, что убитый поспешал к "тоскующей в разлуке", а не от нее, убеждало содержимое его кошелька. Значительным оно могло показаться лишь прежней Дарде, никогда не видевшей ни золота, ни серебра. Молодой человек способен был пустить пыль в глаза благодаря одежде, коню, оружию, а вот денег у него было, по меркам Каафа, не густо. И, насколько Дарда могла судить по кратковременному знакомству, она оказала большую услугу не только обманутому мужу, сохранив в целости его достояние (хотя обычно поступала наоборот). Чутье подсказывало ей, что любовник, прихватив золото, не стал бы обременять себя и женщиной. Или, во всяком случае, обременять долго.