Дети луны - читать онлайн книгу. Автор: Наталья Резанова cтр.№ 56

— Ну, что здесь было без меня? — нетерпеливо спросил Раймунд.

— А ничего. Как всегда. Его преосвященство опять пытался прицепиться к ней из-за мужской одежды, а она притянула какую-то святую, не то Маргариту, не то Схоластику, не то обеих вместе, дескать, они поступали так же… Эгей! Ты слышишь?

В морозном воздухе явственно слышался звук рога.

— Гонец? — удивился Лонгин. — От кого бы это?

Решетку еще не успели опустить после приезда Раймунда, и ворота открыли быстро. Во дворе показался на совершенно измученном коне всадник с черным обмороженным лицом. Спрыгнул на снег и, растолкав подбежавших конюхов, прохрипел: «К наследнику!»

— Эй, приятель! — крикнул Лонгин, но тот уже скрылся. — У него на щите золотой трилистник. Герб Меласси. Уж не побили ли их мужики?

Переваливаясь по снегу, он заспешил ко входу. А Раймунд отправился прямиком к себе. Все равно все узнает. Действительно, не успел он скинуть плащ и шапку, как в дверь замолотили с криком «На совет!»

Войдя в зал, он увидел наследника, епископа и Лонгина, а за ним входили Унрик, Теофил, Эсберн и Торвальд.

Епископ Гельфрид дождался, когда все заняли свои места. Унрик, впрочем, тут же вскочил и нетерпеливо спросил:

— Так что произошло?

Гельфрид, выдержав драматическую паузу, произнес только одно слово:

— Вельф.

— Та-ак, — сказал Лонгин и погладил ручку кресла.

— Он же был в горах, — вставил Теофил.

— Он спустился с гор против Черного леса, и через Эйлерт собирался направиться прямиком в Сегирт, который ему пожаловал король. Но теперь он изменил свои измерения. Он идет сюда.

— Зачем? — удивился Теофил.

— Затем, что дурные вести очень быстро распространяются. Он узнал о нашем суде.

— А мы-то сомневались в их сообщничестве! — торжествовал Унрик. — И очная ставка все-таки состоится!

— Не думаю, — тихо ответил епископ. — Одно дело, если бы мы привезли его под охраной. Но он силен, свободен и вооружен.

— Точны ли эти известия? — спросил Филипп. — Может быть, Меласси ошибся?

— Нет. Меласси слышал об этом в Эйлерте. Кроме того, Стиг — этот гонец — сам видел лагерь Аскела в долине Манты. Он скакал, меняя лошадей на наших подставах, а Вельф со своей тяжелой конницей непременно задержится. Стиг уверен, что обогнал его дней на пять.

— Пять дней — большой срок. И, в случае чего, Гондрил со своим гарнизоном может выдержать любую осаду, — заявил Унрик.

Епископ поставил его на место:

— Никакой осады не будет. Аскел не посмеет поднять руку на своего сюзерена.

— Он присягал отцу, а не мне, — сказал принц.

— А она-то что скажет, интересно бы знать? — Унрик возвел глаза к потолку. — По-моему, все, что она плела нам про Вельфа, — сплошное притворство. Небось, ждет его не дождется.

— Чтобы удовлетворить твое любопытство, — сухо заметил Раймунд, — нужно просто сообщить ей эту новость. Я берусь это сделать. Уж я-то увижу, обрадуется она или нет.

— Да, прошу тебя, сделай это! Она, похоже, тебе доверяет и не станет притворяться. Торвальд тебя проводит.

— Я и сам прекрасно помню дорогу.

— Э-э, нет. Там теперь везде мои люди стоят. И ни одна тварь не то что к двери — в этот коридор не решится сунуться. И тебя могут не пропустить.

— Пусть будет так. Идем!

«Значит, встречи, вопреки всем усилиям, не избежать. Может быть, это к лучшему?»

Он выложил ей сразу все, о чем узнал.

— Что?! — точно не расслышав, она бросилась к нему, забыв про цепь. Та натянулась, и Адриана рухнула на пол. Опершись на руки, она оказалась перед Раймундом на коленях. Подняв искаженное лицо, она сказала быстро:

— Тогда они должны казнить меня немедленно.

— Ты сошла с ума!

— Так им и передай. Нет, ты не передашь. Я тебя знаю. Ты все еще думаешь, что меня можно спасти. Я сама им скажу. Сегодня. Или завтра. Как только они меня вызовут. Иначе они получат только мой труп.

— Опомнись, несчастная!

— Нет! Я говорила тебе! Я не могу его видеть… Ему показалось, что она несколько овладела собой, и он попытался возразить:

— Это неразумно… — ив ответ услышал то ли стон, то ли крик:

— Но мне же стыдно!

Она дрожала, стоя на коленях.

— Мне стыдно… стыдно… я не выдержу… не смогу…

«Боже мой! Она же его любит!»

А она вдруг отчетливо произнесла:

— И он никогда не простит мне горя, которое ему причинила моя смерть.

«Как я глуп, как смешон со своими догадками! Вот чего она боялась, когда говорила, что ей страшна не смерть, а другое…»

Она поднялась на ноги, так что лицо ее стало вровень с лицом Раймунда, и отрывисто сказала:

— Ты понял меня? Или они выносят приговор, или не будет назидательного урока. Я жду до завтрашнего вечера. Прощай.

Голос ее был тверд, но губы дрожали.

Когда закрывали дверь, он услышал, как снова зазвенела цепь, и явственно представил, даже увидел — вот она бросилась на солому, обхватив голову руками, и беззвучно рыдает, без слез и без голоса… А может, нет? Может, она бродит по темнице и деловито ищет, где бы приладить петлю?

Она его любит. Скорее всего, она сама об этом не знает, слишком далеко это от ее понятий. А если знает? Если она поняла это только здесь, в темнице? Тогда ей действительно так тяжело, что лучше умереть. И понятно, почему она веселилась на допросах. Не хотел бы я оставаться наедине с такими мыслями, господи помилуй! Он почувствовал, как ее страх передается ему. Можно подумать, что, если они с Вельфом встретятся, и впрямь произойдет нечто непоправимо ужасное…

Он направился в совет и передал ее условия. О своем открытии он, разумеется, умолчал.

Приговор был вынесен назавтра с утра. Раймунд опасался, что вчерашний срыв скажется на состоянии Адрианы, и напрасно. Она держалась как обычно, и только взгляд у нее был какой-то потухший. Всю долгую обвинительную речь епископа она выслушала с совершенно бесстрастным лицом, сидя очень прямо.

Когда епископ кончил словами:

— А ты, поставившая жалкий человеческий разум выше божественного провидения, будь проклята навеки! И лишь пламя костра может очистить от проклятия твою душу!

Настал черед высказываться другим судьям.

— Смертная казнь, — сказал Унрик.

— Монастырь, — сказал Раймунд и с надеждой взглянул на Лонгина.

— Смерть, — проговорил тот.

— Итак, трое против одного. Но остался главный, чье решение еще может все изменить.