Игра Времен - читать онлайн книгу. Автор: Наталья Резанова cтр.№ 73

– Что у тебя в сумке? Зелья?

– Зелья.

– Ядовитые?

– Всякие. Тебе что, нужны мои зелья?

– Нет. Просто я увидел тебя и решил поговорить.

– Ты замечаешь, – сквозь зубы сказала она, – что сколько бы раз мы с тобой ни встречались, между нами кровь?

– Плохая была бы ты лекарка, если бы боялась крови, – ответил он.

Карен не ожидала, что он помнит эти слова. Но он помнил. И воспоминание обострило ненависть до потери сознания. Вцепиться ему зубами в горло… перервать ему глотку… как собака! Она хотела завести собаку, там, в городе…

Лицо ее оставалось спокойным.

– А поговорить решил, потому что не знаю, зачем я тебя здесь держу?

– Я вот тоже думаю – зачем?

– Ладно, спросим по-другому. Что ты можешь?

– Тебе этого не понять! («Не зарываться. Сдержись. Не ори».) Скажем так – видеть скрытое и прорицать грядущее. («Только не перегнуть».) Но тебе это ни к чему. Ты же не собираешься рыть колодцы и сажать сады.

– Не заговаривай мне зубы. Сады… – В его голосе послышалось величайшее презрение.

– Тогда найди какую-нибудь старуху в деревне, она тебе такого наколдует…

Он перебил ее:

– Я видел… там, в Тригондуме… ты можешь знать, что будет.

– Я тебе тогда же и сказала – это не всегда получается. Как найдет.

Он не обратил внимания на это замечание.

– Прорицать… И что ты видишь в моем будущем?

– Я вижу, что если ты не расстанешься со мной, то скоро умрешь.

Слово вырвалось само собой, она даже не понимала, как.

– Ты мне угрожаешь? – Он усмехнулся. Вероятно, жалкой представлялась ему эта угроза.

– Нет. Я это знаю, – жестко сказала она. В это мгновение она поняла, что действительно знает.

– Кто же меня убьет? Ты?

Она презрительно отмахнулась.

– Если б я собиралась тебя убить, я бы давно это сделала.

Он молчал.

Призрак свободы затмевал для нее сейчас мысль о могуществе. А если бы отпустил?

– Отравила бы?

Она не угрожала. Но вот что он услышал и понял: «Я давно могла извести тебя своими зельями и безо всякого труда, а вот не извела. Как захочу, так и поступлю».

Он слышал голос опасности. А опасность он любил.

– Отравила бы?

– Нет.

– Снова врешь.

– Я никогда не лгу. Я не могу этого сделать. А избавиться от тебя, и рук своих не прикладывая, было бы куда как просто. Дала бы тебе талисман от любого оружия – вот! – из лопатки казненного – и тебя с этим талисманом прикончили бы в первом же сражении…

– Я бы этот талисман сначала на тебе испробовал.

– А ты уверен, что оружие меня возьмет? Испробуй!

Это вырвалось вопреки ее желанию. Но он не понимал жажды смерти, потому что сам ее не знал.

– Значит, дело в тебе, а не в талисмане?

– Я же сказала – испробуй, – заметила она уже спокойно.

– Ладно. Ступай.

Перед тем как уйти, она вновь захотела перекреститься, но рука замерла у лба. Так запечатлелась в ее памяти статуя Богородицы, а перед ней – усмехающийся Торгерн. Больше она в эту церковь не пойдет.

Карен вернулась в свое жилище, уже обживаемое Боной и Магдой, уже начинающее заполняться особыми лекарскими запахами, которые будут сохраняться здесь годами, долго после того, как ее здесь не будет, вернулась к своим мыслям, думанным-передуманным, но не лишившимся остроты и боли. «Плохая была бы ты лекарка…» Неужели он запоминает все, что я говорю? И как буквально он понимает мои слова! Впредь надо быть осмотрительней. Все надо учитывать. Но я сейчас о другом. О, я не стану требовать всего и сразу. Бог не будет так щедр. Один год, один только мирный год, Господи! А дальше будет легче.

А они не будут сидеть без дела. Ждать, пока я что-то придумаю. Поход. Куда он нацелился? Как это говорил Флоллон: «Вильман ближе, Сламбед богаче?» Вильман или Сламбед?

Я отвечу – ни Вильман, ни Сламбед. Я это сделаю.

Вильманское герцогство – ближайшая граница. Было несколько вооруженных столкновений, до большой войны дело пока не доходило. Герцог стар, у него нет сыновей, только одна незамужняя дочь. Госпожа Линетта.

До торгового союза Сламбед почти невозможно добраться с этой стороны гор. Не только Торгерну, но и другим хищникам. Поэтому в Сламбеде есть чем поживиться тому, кто жаден до чужого… если рискнуть армией лишь летом, в другое время года это прямое самоубийство. Сейчас – ранняя весна…

То, что она узнавала, хотелось бы записать, чтоб как-то привести в систему. Но она решительно отказалась от этого. Ни закорючки, выведенной ее рукой. Не важно, что Торгерн не умеет читать! Найдет грамотных. Хотя поначалу так и подмывало написать что-нибудь глупое или грубое – утрись! Но, опять же, зарываться не следовало, и она сдержалась. Ребячеству не время и не место здесь. А скоро стало и вовсе не до шуток. Шутку пошутить, видите ли, решили над ней самой.

Но это произошло не сразу. Как и прежде, она не могла сидеть без дела и продолжала упорно заниматься врачеванием. В числе пациентов оказался и отец Ромбарт, действительно страдавший жестокими болями в желудке. Карен приготовила для него настойку и обещала после Пасхи принести еще.

Настала и Пасха. В церковь Карен не пошла, как решила, впрочем, никто и не звал ее в церковь. Потом начали праздновать. Во двор крепости выкатили несколько бочек вина, из города подвалили музыканты, жонглеры, шлюхи и прочий шатающийся люд, а уж о том, что творилось внутри, лучше бы не говорить. Отец Ромбарт уже успел пожаловаться ей на нравы Торгерна и его военачальников. Вряд ли он думал, что ей об этом тоже кое-что известно, и больше, чем ему.

Кончился праздник, и незамедлительно начались воинские учения. Казалось, Торгерн находил удовольствие в том, чтобы доводить до изнеможения своих солдат и офицеров, и так еле живых с похмелья.

А ей-то что? Она обходит своих больных. Стража уже не таскалась за ней по пятам. Если за ней и следили, то скрытно.

С отцом Ромбартом они снова встретились у часовни. Капеллан хвалил лекарство и одновременно жаловался на новые боли. Был полдень, сырой, ветреный, между плитами в углу лезла трава, и Карен, не переставая давать указания капеллану, к ней приглядывалась.

Откуда-то плелись Флоллон и Катерн, имевшие довольно жалкий вид.

– Как наш преподобный с ведьмой растабаривает!

– Славно спелись!

– Неразумное вы говорите, дети мои, и горько мне слышать такие слова. Эта девушка не владеет никакими искусствами, кроме данных ей от Бога, и вы не можете называть ее ведьмой за добро, которое она творит.