– Но он украсил им ковчег для святых даров!
– А одно другому не мешает. Мало ли святынь украшали награбленным… Потом о происхождении драгоценности забыли, и когда в прошлом веке дарохранительницу приобрели Роуэны, они даже не подозревали, что заполучили. И вот представь себе, последний из Роуэнов, претендующий на знакомство с тайными силами, узнает, что именно его родитель выпустил из рук вместе с мануфактурами и литейными заводами. Как он должен поступить?
– Не представляю. Камень Захарии – христианская святыня, а эта публика корчила из себя язычников. Для чего им камень – ума не приложу. Разве для того, чтоб глумиться над ним… но Вьерна Дюльман о чем-то ином талдычила.
– Вот в это все и упирается. Мне приходилось читать, что Камнем Захарии святыня стала называться лишь в поздние времена. До крещения Карнионы она была известна язычникам под именем Камня Крови. И были с этим камнем связаны совсем другие поверья. Странные… иногда и страшные.
– Стало быть, завладев камнем, они хотели обрести могущество; шли на любое злодеяние, добились своего – и остались в дураках… точнее, в дурах. – Гарб потер лоб. – Хоть убей, все это по-прежнему представляется мне чушью. Неважно, сколько людей они убили, все равно я вижу перед собой кучку жеманных развратных баб и обабившихся мужчин, называющих себя мудрыми и посвященными. Если они владеют магией, то почему так облажались?
– Прежде всего, – ответил Мерсер, – ни в какие братства посвященных и сообщества магов я не верю. А повидал достаточно того, что рациональному объяснению не поддается. И убедился: человек, обладающий Даром, должен быть одинок. А те, кто сбивается в кучу, – это банда, как бы она ни называлась. Бандиты редко бывают умны, хотя в хитрости порой им не откажешь.
– Ну хорошо. – Флан Гарб вздохнул, взглянул на Хольтвика, тянувшего вино из бокала: заумные рассуждения того явно не трогали. – Банда так банда. Но двое злодеев остались на свободе. Роуэн и этот… как его, Вендель. И дарохранительница пропала…
– Ты хочешь, чтобы я занялся ее поисками?
– Нет. Разве только Карвер Оран захочет возвратить свое похищенное имущество. Тот это камень или не тот, никаких целительных свойств он не имеет. Иначе патрон был бы жив… Я нанимал тебя, чтобы ты нашел убийцу. И между нами нет счетов.
– Согласен.
– Теперь ты уедешь из Галвина?
– Скоро. Но не сегодня. Мы еще увидимся. – Мерсер поднялся. – Пойдемте, корнет, у меня есть дела в городе, и желательно, чтоб вы мне помогли.
Эверт вышел из-за стола с явной неохотой, но возражать не стал. Они попрощались с Гарбом и покинули особняк.
Мерсер решительно двинулся вперед, обогнул кабак, в котором когда-то слушал разговоры про привычки владельца литейного завода, и свернул в один из угрюмых переулков между лавками и мастерскими. Переулок этот кончался глухим тупиком. Убедившись, что с трех сторон их окружают высокие каменные стены, а в переулке, кроме них, никого нет, Мерсер обернулся к офицеру.
– Признаться, Эверт, я был удивлен, встретив вас у Гарба. Не потому, что такой бравый молодой человек, как вы, недостоин побывать в самом богатом доме Галвина. Но нынче утром, покинув крепость, я встретил конный патруль, который отправился по приказу капитана за пределы города. Во главе патруля был корнет Хольтвик. И я сомневаюсь, что при всей вашей молодости и расторопности вы способны одновременно пребывать в двух местах. – Он оставил издевательскую учтивость: – Вот что, Анкрен, может, хватит морочить мне голову?
7. Саморазоблачения
Как и в прошлый раз, Мерсеру не удалось увидеть, как свершается преображение. «Корнет» закрыл лицо руками и прислонился к ближайшей ограде, отбрасывавшей густую тень. Когда ладони были отняты от лица, черты его уже полностью преобразились. И только после Мерсер заметил, что офицерский мундир обернулся тускло-зеленым кафтаном, а жесткая черная шляпа – фетровой, с заломленной тульей.
– Опять ты меня раскрыл, – тихо сказала Анкрен. – И смотрю, по правде, ты не слишком удивлен…
– После твоего подарка в виде мадам Эрмесен? Я тебя ждал.
– Значит, ты понял…
– …что облик Венделя приняла ты? – Он коротко и сухо рассмеялся. – Человек, который избавляется от каждого, способного что-то о нем сообщить, вдруг сам притаскивает властям свидетельницу, готовую выдать его с потрохами? Ты могла обмануть кого угодно, только не меня.
Анкрен молча кивнула – то ли Мерсеру, то ли в тот момент собственным мыслям. Ее лицо было бледным и усталым, глаза обведены синевой – явный признак недосыпания.
– Давно ты в городе?
– Дней десять.
– Как ты меня нашла?
– Могла бы соврать, что выследила. Но я еще в Эрденоне сообразила, куда ты собрался. Ты спрашивал о Галвине и Оране, и не просто так. Поэтому из Эрденона я прямиком направилась сюда. Потом оставалось только наблюдать за твоими передвижениями.
Итак, она вторую неделю была рядом и не сделала попытки сообщить о себе. Наблюдала. Хуже того – она все знала заранее, но ничего ему не сказала.
Мерсер не выдержал:
– Если ты с самого начала собралась ехать за мной, зачем понадобилось исчезать без предупреждения? Развлекаешься? А меня в расчет не берешь? – Мерсер сам презирал себя за этот тон, обиженно-обвиняющий. Никогда прежде он не опускался до попреков. Но он был слишком уязвлен, чтобы простить ее. – Так я с тобой в кошки-мышки играть не собираюсь. Хватит с меня.
Тем же ровным голосом Анкрен произнесла:
– Я должна была повидать свою мать. И дочь.
Это не было похоже на оправдание. Скорее для женщины, никогда не говорившей о своем прошлом, это было проявление исключительного доверия.
Мерсер едва не поперхнулся. Его представление об Анкрен как о существе абсолютно одиноком, без родственных и иных привязанностей, – с умыслом он ввернул этот пассаж у Гарба! – рушилось в прах. Но остановиться он не мог.
– Может, у тебя и муж есть?
– Был. – Знакомым жестом она тронула мочку уха, где когда-то была серьга, вдетая при венчании. – И отец у меня был, и муж. Теперь их нет. И прежде, чем лезть в дальнейшие авантюры, я должна была принять меры для безопасности родных.
В чем заключались эти меры, Мерсер не спросил. Ему стало стыдно. Какое право он имеет упрекать Анкрен?
– Прости. Я рад, что ты вернулась. Правда рад.
– Так-то лучше. – Уголок ее рта дернулся в подобии улыбки.
– Где ты остановилась?
– В «Рыцарском шлеме», вполне легально, рядом с твоей подругой Марией Омаль. Кстати, что ей здесь понадобилось?
– Это я и собираюсь узнать. Если хочешь, пойдем вместе.
– Пойдем. Заодно и переоденусь. Надоели эти штаны с сапогами – сил нет.
Ее слова можно было расценивать как еще один шаг к примирению. Хотя разве они ссорились?