На то они и выродки - читать онлайн книгу. Автор: Наталья Резанова cтр.№ 5

И мало того, премьер Конфедерации заявил, что они предъявляют права на приморский округ Бихра, под тем надуманным предлогом, что образован был этот округ на месте древней колонии северян. А это даже не провинция, это исконные и густонаселенные земли Империи! Терпеть такое было никак невозможно. Иначе от величайшего государства Саракша вскоре останется одна Столица с пригородами, племенное поселение времен Великого кочевья… Никогда мы не подчинялись никому, но приводили к подчинению других — так сказал император, и стало по слову его. Империя вступила в войну с Северной Конфедерацией, и не нашлось никого, кто счел бы такое решение неразумным. Во всяком случае, открыто.

Поначалу казалось, что война особо не влияет на повседневную жизнь. После того, как по Столице прошли массовые демонстрации под знаменем с имперским горным орлом, погромили вражеские посольства, а граждане Фекелеша и Конфедерации, имевшие глупость задержаться на имперских территориях после формального объявления войны, были интернированы, все как будто вернулось в свое русло. Войска выдвинулись на позиции, но боевые действия происходили так далеко, что можно было о них не думать. Установки ПВО и боевая авиация не позволяли вражеским бомбам и ракетам падать на головы жителей метрополии, не говоря уж о Столице, а значит, и беспокоиться было не о чем. Что до общего хода войны, то причин для беспокойства было еще меньше. В новостях передавали сообщения о победоносных действиях славной имперской армии и флота, на телеэкранах и в журналах перед киносеансами можно было увидеть мужественные лица солдат, готовых в любой миг отразить вероломную атаку, панораму горящих вражеских танков, механизированные колонны, бодро наступающие по всем фронтам, — военная цензура работа исправно, да и как ей работать неисправно, если проштрафившийся цензор шел под Черный трибунал наряду с дезертирами и шпионами? Экономисты сообщали, что, несмотря на войну, отдельные отрасли производства достигли еще большей степени процветания, чем раньше, — да и как быть иначе, если предприятия переполнены государственными заказами?

И не хотелось думать, что цены растут с каждым днем, что у продовольственных магазинов с утра скапливаются длиннейшие очереди, а в тех магазинах то и дело пропадает самое необходимое — потому что да, предприятия переполнены государственными заказами, которые направлены на исключительно военные нужды, и импорта сейчас нет, как отрезало, а солдаты-отпускники рассказывают такое, что в новостях никогда не услышишь… что вражеские солдаты, оказывается, не первый месяц топчут наши земли, и, несмотря на все усилия, окончательно вытеснить их не удается… И противовоздушная оборона срабатывает не всегда, а бомбоубежищ для гражданских у нас не предусмотрено, и отдельные населенные пункты, может, еще числятся на картах, но исчезли с лица земли.

В Столице стали появляться беженцы, и фильтрационные пункты были им не указ.

Здесь и в мирные времена недолюбливали «тупых провинциалов», но тогда это не создавало проблем. Если провинциал не был и впрямь особенно туп, он закреплялся в Столице, если везло — делал карьеру и через десяток лет уже сам с презрением посматривал на окраинных жителей. Но теперь времена были другие.

Те предприятия, которые не получили госзаказов, закрывались. Масса людей оказывалась на улице и была вынуждена искать новые рабочие места. А те зачастую уже были заняты беженцами, которые соглашались на любую, самую грязную работу и за меньшие деньги, чем столичные жители. Что вызывало недовольство, сначала глухое, а потом все более бурное. Молодежь из бедных кварталов уже не спешила на призывные пункты, а напротив, стремилась откосить, и если они были заняты на производстве, это было возможно, но лишь до тех пор, пока потенциальный призывник не терял рабочее место. Квалифицированным специалистам это не грозило, но подобные специалисты, как правило, уже вышли из призывного возраста. В городских низах Столицы все больше распространялось убеждение, что владельцы заводов и фабрик нарочно увольняют, чтоб набрать пришлых, которым можно меньше платить. Переубедить парней из городских окраин, что их не нарочно отправляют в мясорубку ради прибыли, было невозможно, да и так ли уж они были не правы?

А в целом — все было как всегда. Увеселительные заведения сияли огнями, рестораны не закрывались до утра, модницы всех сословий щеголяли нарядами, и тот, кто желал отдохнуть и поразвлечься, вставал перед широким выбором.

Молодой человек в форме имперских ВВС отпустил такси на углу Старогренадерской и Белошвейной. Он уже знал, что на собственной машине по позднему времени лучше сюда не приезжать. Угонят — это вряд ли, а вот обнесут почти наверняка или просто шины проколют. А сейчас как раз был поздний вечер. Район этот не то что был из самых дурных, но все-таки достаточно далеко от центра, а нравы в Столице за последние два года сильно пали. Впрочем, летчика это нисколько не страшило и даже в некотором роде развлекало. Здесь поблизости было несколько кабаре, артистических кафе и ресторанчиков, где можно весело и без забот скоротать вечер. А местная гопота еще не настолько обнаглела, чтобы нападать на человека в форме в любое время суток.

Потому он спокойно двинулся по Белошвейной в сторону маленькой Прудовой площади (там и был пруд когда-то, но давно засыпали), мысленно выбирая между длинноногими девочками в «Кошачьей корзинке» и отличным пивом в «Приятном отдыхе». Выбор еще не был сделан, когда ему пришлось убедиться, что догадки относительно повадок городских хулиганов были верны. Военные против них были застрахованы, но прочего населения это не касалось. Аккурат у выхода на Прудовую пятеро парней метелили одного. На тех, которые били, — фуфайки, брюки с широкими штанинами, ботинки типа «кошкодавы», кепки с заломленными козырьками — типичные заводские, на том, кого били, — студенческая тужурка. Оставалось лишь подивиться, чего они не поделили, вроде бы бои между мастеровыми и схоларами остались в далеко прошлом, да и дрались тогда, как гласят городские легенды, по принципу «стенка на стенку», а не «все на одного». Причина, впрочем, скоро стала ясна — стоило оказаться в пределах не только видимости, но и слышимости.

— …в свою Пандею!

— Понаехали тут!

А ведь — и правда. Под уличным фонарем можно разглядеть физиономию студента, прижатого к стенке. Белесые волосы, блекло-голубые глаза, костистый нос. Пандеец. Отбивался он плохо. И не только потому, что у противников был численный перевес. Просто не умел. Вопреки расхожему утверждению, что все пандейцы — прирожденные бойцы, распространяемому в основном самими пандейцами. Гопники-то были парни мелкие, сущие недокормыши, а студент — высокий, широкоплечий, с длинными руками, при мало-мальском владении боевыми искусствами сделал бы он их. Но и на родине, и в университете его обучали чему угодно, но явно не боевым искусствам. Комплекцией он был не столько атлетичен, сколько одутловат, упитан. Этим студент, верно, и разозлил гопников не меньше, чем северной физиономией. Поначалу он пытался отбиваться, но все его удары попадали мимо цели, и в своем желании сопротивляться, а не убегать был он скорее смешон и нелеп, чем героичен. А может, понимал, что убежать ему не дадут. Потому он уже не пытался бить в ответ, но лишь закрывался. И когда его сбили на мостовую и принялись пинать, это решило дело. Летчик спервоначалу не собирался останавливаться, тут не девица в несчастии, а не умеешь драться, лучше сразу удирай, или вообще не шляйся по темным улицам. Но уж слишком погано было на это смотреть.