Гадюка в сиропе - читать онлайн книгу. Автор: Дарья Донцова cтр.№ 73

На этот раз дело оказалось слишком серьезным. Один из спортсменов пожаловался на кражу наручных часов. Милиционерам он спокойно пояснил, что золотой «Лонжин» скорей всего украла одна из проституток, промышлявших в Олимпийской деревне. Пловец из далекой страны не видел ничего особенного в том, что в комфортабельные номера звонят дамы легкого поведения. Во всем мире при отелях, гостиницах и кемпингах тусуются Венеры панели. Но в 1980 году жизнь в СССР резко отличалась от быта в европейских странах, московские путаны, конечно, работали при гостиницах, но с иностранцами рисковали связываться единицы. А тут скандал в международном масштабе. На ноги поставили всех, выяснилась невероятная правда. Прямо под носом у милиции орудовал наглый до невозможности сутенер, организовавший настоящий бизнес. Существовал публичный дом, процветавший на съемной квартире и поставлявший ночных бабочек в гостиницы. С подобным размахом органы еще не сталкивались. Главным организатором был Степан.

Раиса Андреевна восприняла новость как в тумане. Больше всего ее поразила информация, что девчонок-студенток на панель привел не кто иной, как ее сын. Ладно бы эти беспринципные дурочки сами додумались до торговли телом! Но нет! Все, как одна, твердили историю, вкратце выглядевшую так: сначала Степан укладывал их к себе в постель, потом рассказывал, что должен гигантскую сумму другу, который согласен на «натуру». Девушки скрепя сердце шли выручать Казанову. Они искренно любили Степу и были готовы ради него на все. Наутро им предъявляли изобличающие, весьма откровенные фотографии. Далее следовал ультиматум – либо работаешь на Степана, либо снимки попадут на стол к секретарю комсомольской организации и родителям. Не следует забывать, что действие происходило в 1980 году. Это сейчас десятки девчонок в коротеньких юбчонках и ажурных колготках как ни в чем не бывало стоят у обочины, весело окликая проезжающие мимо автомобили. Двадцать лет тому назад в СССР не было никакого секса, кроме супружеской любви, раз в неделю, по пятницам, в темной спальне, под одеялом. Все остальные действия попадали в категорию разврата. Девушки, все как одна, великолепно представляли последствия. Они вылетели бы из института и комсомола, получили бы соответствующие записи в личные дела… Жизнь могла закончиться, не начавшись. Да и родители скорей всего не стали бы гладить их по голове. Очередная жертва, напуганная до полуобморока, начинала карьеру жрицы любви. Кстати, как выяснилось потом, золотые часы у австралийца никто не воровал. Он потерял их в раздевалке бассейна и преспокойно получил назад, затем уехал на далекий континент и совершенно забыл о происшествии.

А в Москве тем временем начался суд. Самое интересное, что по советским законам ни Степану, ни девчонкам ничего нельзя было вменить. Коммунисты громко говорили о том, что в СССР изжиты все пороки буржуазного общества, и в Уголовном кодексе не было ни одной статьи, посвященной сутенерству. К несчастью, кое-кто из девиц наивно рассказал о том, что Степа предлагал им покупать американские джинсы по двести рублей. А эти действия попадали под статью о спекуляции. Да еще при обыске под зеленой бумагой, прикрывавшей письменный стол, нашли десять американских долларов. Вот это было серьезно! За валюту в те годы давали расстрельную статью, правда, за крупные суммы.

Степа перепугался до ужаса и заявил:

– Деньги не мои, их привез отец.

Виктор, постоянно катавшийся за рубеж, сначала даже не понял, что говорит сын, и стал глупо оправдываться:

– Нет, я никогда в руках доллары не держал. Давали суточные иногда в марках или форинтах, если в ГДР или Венгрию посылали.

– Его доллары, – стоял на своем сынок, – при мне под бумагу клал.

– И где, по-вашему, он их взял? – поинтересовался следователь.

– В туалете купил, в ЦУМе, – спокойно пояснил парень, – рассказывал нам с матерью.

Виктор раскрыл рот да так и остался сидеть, глядя на любимого сына.

– Вы понимаете, в чем обвиняете отца? – спокойно поинтересовался следователь. – Последствия представляете?

Степан пожал плечами:

– Доллары его.

– Это правда? – спросил милиционер, постукивая по столу толстым сине-красным карандашом.

Виктор хотел что-то сказать, но тупая боль разлилась от затылка к макушке, горячая волна добралась до глаз, язык превратился в камень. Прямо из кабинета его отвезли в больницу, где врачи констатировали обширный инсульт. Виктор потерял речь и остался почти недвижимым. Степан воспользовался ситуацией и не дрогнувшим голосом уверял, что десять долларов принадлежат отцу. Причем делал он это настолько убедительно, что даже Раиса Андреевна засомневалась.

Жизнь Разиной переменилась невероятно. Из уважаемой учительницы и жены преуспевающего человека она превратилась в мать уголовника и сиделку. Передачи в картонных ящиках, карамельки без бумажек и сухари, тяжелый, спертый воздух дома, бесконечная стирка постельного белья…

Коллеги-преподаватели отводили глаза, старательно делая вид, будто ничего не произошло. Раису Андреевну никто не собирался выгонять с работы, но, когда она входила в учительскую, педагоги начинали преувеличенно громко расхваливать новые постановки Театра на Таганке, и Рая понимала, что пять минут назад они обсуждали ее ситуацию.

Темными бессонными ночами, посадив на грудь мирно урчащую кошку, она напряженно думала. В памяти всплывали разные события. Случай с кассиршей Светой, дочкой бывших соседей Людой и, наконец, жуткое происшествие с Аленой Криволаповой. Сердце словно сжимала сильная рука, и даже горячее кошачье тельце не согревало несчастную учительницу. Ей не давала покоя, в сущности, одна мысль: а вдруг все, что говорили эти женщины, правда? «Нет, – ужасалась она, прогоняя назойливые думы, – нет, ну зачем Степе были нужны Светины деньги? Глупости! Люда забеременела невесть от кого, а уж Алена просто беспардонная негодяйка…» Но червячок сомнений точил душу и гнал сон.

Еще ее смущали письма из колонии. Степан писал о том, как тяжело ему, совершенно невиновному, и рефреном звучала строчка, начинавшаяся со слов: «Пришли побольше». Пришли побольше сигарет, чаю, сахара, теплых вещей, ботинки… Ни разу не было вопроса: «А как отец?..» Либо: «Мама, тебе не тяжело?»