Лукреция знала, как усердно работают крестьяне. В эту пору года они проводят на полях целый день. Даже дети им помогают.
Итак, были основания полагать, что дом, куда вошел маркиз, был, скорее всего, пуст. Однако здравые рассуждения – это одно, а тревога за любимого человека – совсем другое.
Лукреции никак не удавалось отогнать от себя картины, которые рисовало ее воображение: как солдаты засели в доме, как оглушили маркиза ударом по затылку, едва он вошел.
– Господи, побереги его, ну пожалуйста, Господи! – повторяла она, закрыв глаза.
А вновь открыв их, увидела, что маркиз возвращается с объемным свертком в руках. Издали она не могла определить, что он несет.
– Что это? – спросила она, когда он подошел. При этом, сама того не замечая, она обеспокоенно вглядывалась в его лицо, стараясь убедиться, что все в порядке.
Маркиз улыбнулся ей.
– Я принес нам карнавальные костюмы. И чем скорее мы в них переоденемся, тем лучше.
– Что за костюмы? – полюбопытствовала она.
– Вам досталось симпатичное платье. Боюсь, что мне пришлось лишить хозяйку дома праздничного наряда, в котором она ходит по воскресеньям в церковь!
С этими словами он протянул Лукреции вещи.
Потом он показал ей свою одежду:
– А мне достался мундир верного солдата императора.
Лукреция увидела, что он держит в руках сине-белую форму французского полка.
– Неужели вы это наденете? – удивилась она.
Маркиз рассмеялся.
– Я готов носить рога и хвост самого дьявола, только бы добраться до яхты! – воскликнул он. – Переодевайтесь, и поспешите! А потом, если будете хорошей девочкой, я дам вам поесть.
Он говорил с ней шутливым тоном, будто с ребенком, но Лукреция понимала, что распоряжения он отдавал серьезно. И она не стала прекословить, а скрылась за деревьями и стала снимать платье.
Она поняла: маркиз был прав, предполагая, что добыл для нее праздничный наряд крестьянки. Этот выходной костюм состоял из камлотового жакета, в каких тогда ходили все простолюдинки, широкой хлопчатобумажной юбки и белого передника. Маркиз не забыл даже прихватить накрахмаленный чепец с длинными лентами.
Одежда была довольно поношенная, но чистая. Должно быть, маркиз не поленился покопаться в сундуке.
Вещи были ей велики, особенно широки в талии, но она изловчилась закрепить юбку, накрепко завязав сзади передник. Потом она заплела волосы в косы, убрала их под чепец. Она знала, как это делают француженки.
Свернув свою одежду и засунув ее в глубокую нору под деревом, она вернулась к маркизу. Тот сидел на пне, отрезая ножом носок у кожаного сапога.
– Боже, что это вы делаете? – удивилась Лукреция.
– Иногда рост и большой размер ноги становятся помехой, – пояснил он. – Надеюсь, никто не удивится, что у французского солдата из сапога вылезают пальцы. Известно ведь, что у Наполеона нет лишних денег на нарядную форму солдатам.
– Вам же будет неудобно идти, – предупредила Лукреция.
– А для вас у меня припасено кое-что еще более неудобное, – сообщил он.
Лукреция увидела около пня пару деревянных сабо.
– Мне что, придется это надеть? – воскликнула она.
– Ходить в них – сплошная мука. Я предлагаю вам нести их в руках. Но вам непременно надо будет надеть их, случись нам оказаться в деревне, встретить на дороге кого-нибудь из местных. У французов глаза внимательные, они все примечают.
Обрезав носки сапог, маркиз переобулся и для надежности перевязал сапоги в нескольких местах старыми шнурками. На нем была пара потрепанных бриджей, явно побывавших в многочисленных переделках.
Маркиз встал.
– А вы избавились от нижнего белья?
– Нет, – с удивлением ответила Лукреция. – А что, надо было?
Маркиз улыбнулся.
– Я думаю. Если французы нас схватят и будут допрашивать, они могут удивиться, заметив на крестьянке, я полагаю, шелковое кружевное белье. Однако, если вы готовы к тому, чтобы вас повесили, я согласен идти на виселицу вместе с вами – лишь бы не расставаться с собственной батистовой рубашкой! Владелец этой одежды был человеком простым. Я сужу по крепкому запаху, которым пропитан его китель.
– Если нужно, я сейчас же сниму свое белье.
– Не стоит. Лучше мы постараемся вести себя поосторожнее, чтобы не попасться!
С этими словами он надел китель на свою рубашку.
Мундир оказался ему мал и узок в плечах. Маркиз был вынужден распороть на кителе пару швов, чтобы в него влезть. К счастью, он был такой поношенный, что появление на нем несколько лишних прорех было вполне естественно.
– А теперь, раз вы говорите, что работали в госпитале, то, наверное, сможете забинтовать мне голову этим полотенцем.
Лукреция только сейчас обратила внимание на лежавший рядом с сабо сложенный кусок белой материи.
Маркиз, подобрав снятые вещи, удалился в лес. А она тем временем оторвала кусок от холщового полотенца, подходящий для повязки.
– Готово? – спросил маркиз, едва показавшись между деревьями.
– Садитесь, – велела Лукреция.
Он послушался. Она забинтовала ему голову и ловко закрепила ткань на затылке.
– Как я выгляжу? – весело спросил он и подмигнул Лукреции.
– Как настоящий денди, – отвечала она. – И надеюсь, мсье, я могу составить вам достойную компанию.
Он окинул Лукрецию взглядом. Белый чепец очень шел к ее черным волосам. А встревоженные синие глаза казались огромными на ее юном лице.
– Несомненно, вы очень элегантны! – искренне воскликнул маркиз. – А теперь мы должны поторопиться. Когда мы отойдем отсюда на милю, обещаю угостить вас хлебом и даже кусочком ливерной колбасы.
– О, как я ценю вашу щедрость и великодушие! – шутливо подыграла ему Лукреция.
Она подняла с земли деревянные башмаки и повесила их через плечо. Маркиз заранее связал их бечевкой. Это было с его стороны очень предусмотрительно – нести сабо таким образом было легче, чем всю дорогу держать их в руке или под мышкой.
Но и теперь они показались ей довольно тяжелыми, а к концу пути они, похоже, станут для нее обременительной ношей. Она не сразу оценила предусмотрительность маркиза. Ведь так часто носили сабо и крестьянки, жалея деревянные башмаки. А маркиз был весьма внимателен к любым деталям – промахи даже в мелочах могли провалить все предприятие.
В военное время во Франции невозможно было найти крестьянку, которая могла бы себе позволить крепкие кожаные башмаки. Поэтому сабо стали неотъемлемым атрибутом в одежде.