– Что за среденка? – часто заморгал Самурай.
– Деревня наша, – пояснил старик. – После войны с немцем в ней жили. А как стали там лес пилить, сюда перекочевали… Дом это первый по счету от реки.
– Далеко ехать? – заволновался Клим.
– Не так чтобы очень, – ответил за старосту Никита Лукич. – Мне братец мой Леонтий показывал ту дорогу. К обеду будем там, если сейчас отправимся.
– Только одно еще ты не знаешь. – Старик поднял крючковатый палец вверх, заостряя внимание. – Доску ту отрывать должны те, кто клад и заберет потом.
– Как это? – не понял Самурай.
– Вот тебе он нужен, ты и оторвать должен, – пояснил старик. – Заклинание там…
– У-у! – протянул озадаченный таким оборотом дел Самурай, наслышанный про всякие чудеса о кладах. – Заговоренный он, по-нашему…
– А если я оторву? – вмешался Клим.
– Тебе достанется, – как само собой разумеющееся ответил старик.
– Так ты скажи, за косяком этим что? – Глядя на старика, Самурай наклонился и упер руки в колени.
– Не знаю я. – Старик отвернулся. – Мне не надо было богатств этих, я и не интересовался.
Выстрелы в центре деревни не дали Самураю задать следующий вопрос. Не сговариваясь, он и Клим бросились за ворота.
Глава 10
Критически оглядев себя в принесенном Гурией Васильевичем зеркале, Матвей взял еще одну прядь, смазал ее кончик самодельной кисточкой клеем и приладил ближе к скуле. Немного придержав пальцем, убрал руку. Держится. Повернул голову слегка влево, потом – вправо. Борода и усы из-за клея, сваренного на скорую руку из подручных средств, казались слегка намоченными водой. Но это не беда. С утра можно подумать, будто человек только умылся. Неизвестно, как поведут себя накладные усы и борода через час или два. Не исключено, что из-за свойств кожи быстро начнут отклеиваться. Да и синяки под глазами из-под пудры, что Гурия принес, просматриваются малость. Поэтому Матвей решил начать действовать сразу, чтобы не дать возможность бандитам разглядеть его. Главное, чтобы во двор впустили. А для этого он, кажется, сделал все. Оделся в куртку и штаны Гурии, изрядно выпачканные навозом. Надел его кепку с длинным козырьком и кирзовые сапоги, в один из которых сунул нож. Травматическую «Осу» сунул в рукав, под резинку.
В сенях раздался шум, и вошел Гурия. Пока Матвей менял внешность, он с чердака наблюдал за всем, что происходило во дворе дома Леонтия. Глянув на него, Матвей с трудом сдержался, чтобы не рассмеяться. Без бороды и усов старообрядец выглядел уж совсем смешным. Его нижняя часть лица, белая и нежная, как детская коленка, разительно отличалась от верхней, почти черной от загара и ветров. Взгляд из-под косматых бровей казался диковатым. Увидев Матвея, он встал с открытым ртом.
– Ну что скажешь? – Насладившись произведенным на старообрядца впечатлением, Матвей взял кусочек заостренного уголька и стал подводить от уголков глаз морщинки, прибавляя себе возрасту.
– Сели они в джип и поехали к дому старосты, – отрапортовал Гурия, опускаясь на табурет. – Сейчас возле его двора машина стоит.
– Все? – не поверил Матвей.
– Никита Лукич, Клим этот, что с Сергеем Аркадьевичем был, и еще один из приезжих, – перечислил Гурия. – Главарь злодеев – вылитый китаец, только большой.
Разговаривая с Матвеем, старообрядец то и дело хватался за подбородок, словно проверяя, на месте он или нет.
– Значит, для присмотра за заложниками в доме Берестовых остались двое, – сделал вывод Матвей. – К тому же те, кто меня никогда не видели. Это хорошо.
Неожиданно сработал виброзвонок лежащего на столе телефона. Матвей приложил трубку к уху.
– Это я, – наконец раздался такой родной и дорогой сердцу голос Марты. – У меня все нормально. Лежу одна в комнате с окном в огород. Сто раз могла уйти. Но эти козлы предупредили: что-то пойдет не так, сразу начнут убивать заложников.
– Где они? – спросил Матвей.
– Во дворе под навесом, – быстро ответила Марта. – Всего семь. Пять мужчин и две женщины. Один из бандитов всегда сидит напротив на завалинке. У него пистолет и отобранное у Никиты ружье. Второй слоняется без дела. Ко мне заходил. Ему сказали, будто я в жару и беспамятстве.
– Ничего не заподозрили?
– Нет, ведут себя спокойно, – ответила Марта. – Они уверены, что старообрядцы не посмеют рисковать жизнями своих родных.
– Ты сама-то как?
– Уже лучше, – сказала Марта. – Не волнуйся.
– Все, молодец, я иду. Спрячь трубку и больше не звони…
Матвей бросил телефон на стол и вздохнул:
– Пора.
– Вы, Матвей Сергеевич, вылитый наш! – не без восхищения сказал Гурия. – Не узнать!
– Ладно. – Матвей тряхнул головой и снова посмотрел на себя в зеркало.
Бутафорские усы и борода пока держались. Правда, запах нашатыря стоял такой, что глаза слезились. Но это не беда, одежда в навозе. Матвей шагнул к дверям:
– Ну что, с Богом?
Гурия посторонился.
Утро было в самом разгаре. Где-то в полях пели жаворонки. В траве у забора играли в солнечных лучах бисеринки росы.
Матвей вышел за ворота и, опираясь на суковатую палку, которую подобрал во дворе у Гурии, засеменил к дому Леонтия. Когда до ограды оставались считаные шаги, из-за забора раздался окрик:
– Стой!
Матвей встал.
– Ты куда идешь, мужик? – спросил через щель приоткрытой калитки черноволосый молодой мужчина.
– Коровы, слышь, мычат, – сказал Матвей, хотя на самом деле лишь полаивали собаки.
– И что теперь? – Мужчина приоткрыл калитку сильнее.
– Время утренней дойки давно прошло, а вы баб наших здесь держите! – стал отчитывать его Матвей, размахивая руками и постепенно подходя ближе. – Отпускай хотя бы одну. Пусть идут доить, а я останусь.
– Ну, зайди. – Пропуская Матвея, мужчина шагнул в сторону, распахнув калитку.
– Тонус, кто пришел? – раздалось со двора.
– Мужик какой-то, вместо своей жены хочет посидеть, – ответил Тонус. – Чего с ним делать?
– Пусть валит отсюда, – завопил со двора все тот же голос. – У нас тут и так пять мужиков.
– Говорит, корова…
– Да пошел он…
– Слышишь, мил человек! – обращаясь к невидимому собеседнику, сказал Матвей. – Скотина-то при чем? Вы сейчас свое возьмете и уедете, а нам потом с ней мучиться. Раннюю дойку пропустили. Горит молоко-то…
Притупляя бдительность, Матвей прошел во двор.
– Ну и духан от тебя, отец! – не выдержал стоящий в калитке Тонус.
По-видимому, опасаясь подвоха, бандит воровато выглянул на улицу.