Еще бы мне не понять. Наташка оказалась талантливее, чем я
думала.
– Ты ее видела, она твоя коллега, журналист. Помнишь
Наташу?
Я хмуро кивнула.
– Правда ведь, она особенная?
Я промычала что-то неопределенное.
– Что ты молчишь? – напустился на меня
Руслан. – Скажи что-нибудь. Как тебе Наташа? Ты думаешь, я могу на что-то
рассчитывать? Ты ведь женщина, должна разбираться в таких вещах.
Вот именно, женщина. А что нам, женщинам, в таких случаях
советуют делать пособия по обольщению? Если мужчина, на которого вы имеете
виды, увлекся вашей общей знакомой, есть отличный способ его отрезвить – облить
соперницу грязью. Но сделать это надо легко и непринужденно. Никакого
злорадства, боже упаси. Наоборот, в голосе должно проскальзывать сочувствие и
легкое сожаление: и куда только катится этот мир?
Неблаговидную информацию о конкурентке лучше всего
упаковывать в сплетню. «Ой, а ты знаешь, мне недавно Ленка рассказала…
Ольга-то, твоя секретарша, оказывается, больна сифилисом. Она пошла брать
справку для бассейна, а тут все и обнаружилось. Представляешь, какой ужас? Ты
ее только не увольняй. Ну, заразил ее какой-то мужик, с кем не бывает. Как ты
думаешь, сифилис передается через документы?»
Вот он, мой звездный час! Боги сжалились надо мной и послали
мне шанс. Я точно знала, что скажу сейчас Руслану. Сделаю расстроенную
физиономию, тяжело вздохну и как бы нехотя поведаю:
– Не хочу тебя огорчать, но думаю, что другого выхода
нет. Журналистский мир узок, рано или поздно до тебя дойдет правда. Уж лучше ты
узнаешь ее от меня, своего друга, чем от постороннего человека. Я тут недавно
была на брифинге, и мне по секрету сказали, что Наташа активно ищет себе мужа.
Дело в том, что она беременна, все сроки вышли, вот она и ищет, на кого бы
«повесить» ребенка. Сейчас она активно домогается одного известного
предпринимателя. Не знаю, зачем ей еще и ты понадобился. Думаю, она
отрабатывает сразу несколько вариантов, чтобы не было осечки. Так что будь
осторожней. Впрочем, если ты очень сильно любишь детей…
Я даже интонации верные приготовила, но язык словно прирос к
небу. Сидела, как дурочка, и не могла произнести ни слова.
– Что ты молчишь? – теребил меня Руслан.
– А что я могу тебе сказать? – услышала я свой голос. –
Это твоя личная жизнь, и здесь не может быть никаких советчиков. Ты сам должен
сделать выбор. Прислушайся к тому, что тебе подсказывает сердце.
Капитан был явно разочарован. Я поднялась из-за стола.
– Извини, я побежала, у меня дела. Увидимся!
Может быть, я поступила глупо. Но Руслан должен
самостоятельно принять решение. Если он выберет эту пустышку Наташу, значит, он
просто не достоин такой замечательной женщины, как я. И пусть ему будет хуже.
Глава 18
Илья Кокоткин, студент художественного училища, обитал в
обычном панельном доме около метро «Планерная». Я была уверена, что юный
художник в столь ранний час еще дрыхнет, и приготовилась долго извиняться за
вторжение. Однако юноша с лошадиной физиономией, который сначала ответил мне по
домофону, а потом открыл дверь, выглядел довольно бодро. Взгляд осмысленный,
лицо тщательно выбрито, следов запоя не наблюдается. Вот-вот, это-то как раз и
подозрительно!
– Проходите, пожалуйста, – пригласил Илья, важно
поправляя воротник шелкового халата цвета бордо. – Я только закончу одно
дело, и через пять минут буду в полнейшем вашем распоряжении. А вы пока
посмотрите мои работы, – добавил он, удаляясь.
Чем дольше я смотрела на его картины, тем больше мне
нравился Малевич. И это если учесть, что к творчеству Казимира Станиславовича я
отношусь, мягко говоря, прохладно. Мои любимые живописцы – Перов, Репин,
Левитан. А за «Тройку» Василия Перова я вообще могу душу продать. Если
когда-нибудь какой-нибудь сумасшедший вор предложит: «Люся, я украду для тебя
любую картину из Третьяковки!» – я, ни минуты не колеблясь, выберу этих троих
изнуренных детей, волочащих на морозе бочку с водой. Повешу над кроватью, буду
смотреть и плакать.
А как можно плакать, глядя на «Черный квадрат»? Разве что
только из сострадания к несчастному маляру, возомнившему себя гением.
Но то, что творил на холсте господин Кокоткин, вообще не
лезло ни в какие ворота. Это смахивало на урок труда в школе для умственно
отсталых. Именно труда, а не рисования, потому что одними красками немыслимых
тонов дело не ограничилось: к картинам то там, тот сям были приклеены перышки,
бусинки, клочки бумаги, по-моему, даже туалетной. В общем, бедняга Кокоткин из
кожи вон лез, чтобы казаться оригинальным.
Я впала в такой ступор, что не заметила, как в комнату вошел
автор этих шедевров.
– Подождите, я включу дополнительное освещение, –
сказал Кокоткин.
Лучше бы он этого не делал. При ярком свете зрелище стало
совсем уж жалким.
– Ну что? – спросил Илья.
Я не знала, что сказать, поэтому принялась энергично рыться
в сумке якобы в поисках чего-то жизненно необходимого. Вытащила гигиеническую
губную помаду, провела ею по губам и, когда пауза уже неприлично затянулась,
поинтересовалась:
– Находитесь в поисках себя?
– Я уже нашел! – гордо ответил Илья. – Так
какую картину вы выбираете?
– Никакую, – чистосердечно ответила я, с непонятно
откуда взявшимся садизмом наблюдая, как вытягивается его и без того лошадиная
физиономия.
– Подождите, – занервничал Кокоткин, – разве
вы пришли не купить одну из моих работ? Вас ведь Марципанова прислала?
– Нет, я не от Марципановой, я совсем по другому
вопросу.
Со студента сразу слетела наносная спесивость, он
превратился в того, кем на самом деле являлся, – неуверенного в себе
юношу, у которого прыщ на подбородке и который больше всего на свете желает
прославиться.
– Зачем же вы пришли? – хмуро проговорил художник.
Тут я просто нутром почувствовала: по-хорошему он мне ничего
не расскажет. Упрется, как ослик, всеми четырьмя копытами, но не проронит ни
слова. И еще будет гордиться собой, считать, что совершает некий молчаливый
подвиг. Нет, Кокоткина надо припугнуть, это единственный способ добиться от
него правды.
Я нацепила на лицо непроницаемую маску и взяла официальный
тон.
– Несколько месяцев назад вы приходили в рекламное
агентство «Фа и фу», так?
Илья кивнул.
– Позвольте поинтересоваться: зачем?
Студент судорожно сглотнул и пискнул:
– Хотел устроиться на работу.
– Ну и как, устроились?
– Нет, я передумал.
– Это вы нарисовали портрет директора агентства
господина Васнецова, который сейчас висит в его кабинете?