– О вас?
– Ну да, о моей коллекции фигурок из специальной глины,
которую можно обжигать в духовке. Ведь я разработала уникальный стиль! Аналогов
в мире нет!
Клара Романовна отдернула занавеску на окне, и я увидела,
что весь подоконник заставлен маленькими фигурками. Возможно, я ничего не
смыслю в лепке, но мне показалось, что ничего уникального в них не было.
Косорылые лисицы и зайцы с кривыми ушами – таких можно увидеть в любом школьном
кружке «Умелые руки».
– В чем же уникальность?
– Неужели вы не видите? – В голосе Клары Романовны
звучала обида. – Это же нарочитый примитивизм! Умышленное подражание
наивному детскому творчеству!
Ага, или не умышленное, если «по-взрослому» не получается.
Клара Романовна закатила глаза и неестественно высоким
голосом завела:
– Меня часто спрашивают, в чем источник моего
вдохновения. Отвечу всем поклонникам моего творчества: я не перестаю радоваться
миру. Надо осознать уникальность каждого божьего творения, каждого листочка и
цветочка, и тогда… – Тут она прервалась и недовольно поинтересовалась: –
Что же вы не записываете?
Я старалась говорить как можно мягче:
– Видите ли, в чем дело. Ваша коллекция, безусловно,
очень интересна, но я напишу о ней в другой раз. А сегодня я пришла поговорить
о вашей дочери.
– О Верке, что ли?
– А у вас есть другая дочь?
Клара Романовна мгновенно ощетинилась:
– Чем же она вас так интересует? У нее нет никаких
творческих способностей, это я вам как мать говорю.
– Вы знаете, что вашу дочь пытались отравить?
Несколько секунд дама смотрела на меня, а потом всплеснула
руками:
– Господи, да кому Верка нужна, травить ее! Мышь серая!
– А потом на нее был совершен наезд, – продолжила
я. – В данный момент Вера находится в реанимации, она в очень тяжелом
состоянии, на грани жизни и смерти.
Клара Романовна, похоже, наконец-то заинтересовалась моими
словами:
– Да что вы говорите! А кто же сейчас живет в ее
квартире?
Заметьте, любящая бабуля не спросила, кто присматривает за
внуками, и вообще нашлись ли добрые люди. Жилплощадь – вот что ее интересует в
первую очередь.
– А разве вы не хотите знать, здоровы ли внуки?
– Конечно, я хочу знать! – обозлилась Клара
Романовна. – Вы же меня постоянно перебиваете, не даете рта раскрыть! Так
что там с моими дорогими внучатами? Таечкой, Ванечкой и этим, как его…
младшеньким?
– Степой, – напомнила я.
– Да-да, Степашечкой.
– С ними все благополучно, дети временно обитают у
ваших родственниц в Твери.
– Это у моих сестер, что ли? У Зинаиды и Клавдии?
– Наверное. А за кошками в квартире присматривает Лена
Пономарева, университетская подруга Веры.
– А Вера на самом деле умирает? – с плохо скрытой
надеждой спросила Клара Романовна.
– Врачи пока не берутся давать прогнозы. Надо ждать.
Она вздохнула в ответ:
– Будем ждать. В конце концов, все мы смертны.
Внутри у меня все заклокотало. Да что же это такое?! Неужели
у Клары Романовна нет ни капли сочувствия к судьбе дочери? Все мы, оказавшись в
беде, рассчитываем, что близкие нам помогут, окажут и моральную, и материальную
поддержку. А Вере, похоже, рассчитывать не на кого. Муж пропал без вести, а
мать, как я погляжу, только рада, что дочь всю жизнь преследуют неудачи.
У меня мелькнула мысль, что, пожалуй, самый злейший враг
Веры – это Клара Романовна. А вдруг именно она организовала два покушения на
дочь?
– Скажите-ка, Клара Романовна, у Веры есть враги?
Кто-нибудь желал ей зла?
Дама возвела глаза к потолку:
– Господи, да я же вам уже говорила! Кому нужна эта
серая мышь? Ни харизмы в ней нет, ни женского обаяния!
И она с достоинством огладила свою пышную грудь.
– Значит, только вы ее ненавидите?
Клара Романовна опешила:
– Что за чушь! Я любила свою дочурку, то есть и теперь
люблю, конечно. Как только у вас язык повернулся такое сказать!
Я поудобнее устроилась на шатком табурете и произнесла:
– Давайте не будем лукавить. Вот вы вместе с мужем
живете в тесной однокомнатной квартире у черта на рогах. До ближайшей станции
метро полчаса пилить на маршрутке, потом еще полчала трястись в вагоне до
центра Москвы. А Вера жирует в четырехкомнатных апартаментах, в престижном
районе столице.
Глаза у собеседницы налились кровью. Очевидно, мне удалось
нащупать ее любимую мозоль. Отлично.
– Да-да, – продолжала я, – та самая «серая
мышь», у которой нет никакой харизмы, замечательно устроилась в жизни. А вы – женщина
яркая и неординарная, вынуждены тянуть лямку. Разве это справедливо?
Клара Романовна открыла рот, намереваясь что-то сказать, но
тут же его захлопнула. Она оказалась умней, чем я думала. Я решила зайти с
другой стороны.
– Лично у меня нет никаких сомнений, что вы являетесь
организатором и идейным вдохновителем убийства своей дочери. Я думаю, нам
следует немедленно отправиться на Петровку. Капитан Супроткин запишет ваши
показания, снимет отпечатки пальцев, оформит задержание на 72 часа…
На самом деле я понятия не имею, на сколько часов, согласно
закону, можно задерживать подозреваемых в убийстве. Но, судя по всему, эти
цифры произвели на Клару Романовну впечатление.
– Не забудьте взять смену белья, предметы гигиены,
туалетную бумагу – с ней в следственном изоляторе не густо, сигареты…
– Я не курю, – пискнула дама.
– Сигареты – это валюта, – снисходительно
объяснила я, – будете обменивать их на мыло и печенье. Ведь если следствие
выдвинет против вас обвинение, то в магазин вы попадете лет через семь-восемь…
Клара Романовна сжала пальцами виски:
– Это какой-то бред. Поймите, я не могла ее убить, ведь
Вера моя дочь. Я так радовалась, когда она вышла замуж за Сергея. Вы знаете, я
даже хотела его усыновить. Я так жалела бедного мальчика, он вырос без семьи, без
родительской любви и ласки. Но, к сожалению, усыновление возможно только до
восемнадцати лет, а Сергею уже было около тридцати.
Я рассмеялась:
– Жалели вы зятя, как же! Усыновление вам было нужно
для того, чтобы стать его наследницей первой очереди. Значит, вы уже давно
зарились на деньги Сергея! И теперь, когда его нет в живых, вам осталось только
устранить последнюю преграду к обеспеченной жизни – Веру. Да, Клара Романовна,
положение у вас незавидное…