Женщина проводила меня до подъезда и впустила внутрь. Потом
заняла место консьержки, а я направилась к лифту.
– Шестой этаж! – крикнула консьержка в
закрывающийся лифт.
На звонок дверь открыла сухая, как жердь, дама без грамма
косметики на лице. Не говоря ни слова, она пристально смотрела на меня.
– Я к Августе. То есть к Августине. Она дома?
– Ваше имя?
– Людмила Лютикова.
– Подождите здесь, – с достоинством ответствовала
дама и захлопнула дверь перед моим носом.
Через минуту дверь вновь распахнулась и на пороге возникла
Августа. Она была сама на себя не похожа. Я помнила ее беспечной, улыбающейся,
одетой с иголочки блондинкой, а тут – глаза красные, заплаканные, лицо опухшее,
завернута в какой-то бесформенный черный балахон. Человек переживал настоящее
горе, в этом не было никаких сомнений.
– Примите мои соболезнования, – торопливо сказала
я.
– Я вас узнала, – сухо отозвалась Августа. –
В отделе кадров нашли ваше личное дело и показали фотографию.
– Это не я, честное слово! Я не убивала Елену
Михайловну! Я к ней очень даже уважительно относилась, правда-правда!
– Знаю, – тем же равнодушным тоном сказала
она. – Увольнение – самый нелепый мотив, какой только можно придумать.
Разве можно убить человека из-за копеечной зарплаты?
Ого, да эта девочка, похоже, совсем оторвалась от
реальности! Понятно, что богатство матери, словно огромный невидимый зонт,
защищало Августу от таких гнусностей жизни, как нищета, голод и страх потерять
работу. Но вообще-то в ее возрасте пора уже соображать, что на подобную
«копеечную зарплату» живет половина страны, а другая половина даже мечтать о
ней не смеет.
– Августа, я хочу поговорить с вами о Елене Михайловне,
можно?
– Проходите, – согласилась девушка, – только
из меня сейчас неважный собеседник. Из-за успокоительных лекарств я плохо
соображаю.
Августа провела меня в столовую, обставленную мебелью
темного дерева. Сев на изящный венский стул, она вытащила из пачки тонкую
сигариллу и закурила.
– Мама запрещала курить в столовой, теперь
можно… – Ее голос дрогнул. – Так о чем вы хотите поговорить?
Я не знала, как подступить к болезненной теме, поэтому
начала издалека:
– Это правда, что вы собираетесь продать «Работу»?
Августа кивнула:
– И как можно скорее, в России меня ничего не держит.
Если бы мама продала издательство, то осталась бы жива.
– Почему?!
Девушка ответила не сразу.
– Вы бывали в Лондоне? – вдруг спросила она. Я
покачала головой. – Обязательно слетайте, там совсем другая жизнь, другие
возможности, даже воздух другой! Вот где надо жить, – убежденно закончила
она.
– Вы в Лондоне учились? – предположила я.
Августа кивнула:
– На языковых курсах, мама отправляла. Сначала я не
хотела туда ехать, а потом не хотела оттуда уезжать. Я просто влюбилась в
Лондон и уговаривала маму туда переехать. Я ей твердила каждый день: «Давай
уедем, давай уедем! Если продать издательство, а деньги разместить в ценных
бумагах, можно жить припеваючи!»
Я с трудом представляла Елену Михайловну без своего детища –
издательства, но промолчала.
– В конце концов, можно и в Англии вести бизнес,
прибыль только больше будет, потому что не надо, как в Рашке, каждому чиновнику
на лапу давать. А мама ни в какую. Всё твердила: «Где родился, там и
пригодился». Вот и доупиралась… Ну скажите, разве случилось бы такое в
нормальной стране? Чтобы директора убили на корпоративном Новом годе прямо в
собственном издательстве?!
Я пожала плечами:
– Всякое бывает…
– Нет, – решительно замотала она головой, –
такое только у нас в Быдлостане может быть. Эх, если бы мама послушалась меня
тогда!..
Августа вытащила из пачки новую сигариллу. Я подождала, пока
она затянется и выпустит дым, и спросила:
– Как вы думаете, кто мог убить Елену Михайловну?
– Понятия не имею. Но вряд ли это кто-то из
издательства. Все сотрудники ее любили, мама много добра сделала людям, –
убежденно сказала Августа.
Я вздохнула: блажен, кто верует!
– А вы знаете, что Ветерков, руководитель проектов,
пытался ее отравить? На том самом корпоративе?
От изумления Августа промазала мимо пепельницы.
– Господи, да что вы такое несете?!
Я рассказала все, что мне удалось узнать о Ветеркове: как он
стучал «Зарплате», как подсыпал яд в бокал и как повесился. О том, что ему
помогли влезть в петлю, я решила умолчать.
– Не знаю… – протянула девушка. – От
Ветеркова я такого не ожидала. Нет, он мужик хитрожопый, это было видно
невооруженным глазом, но чтобы убить… Мне кажется, у него кишка тонка. Я думаю,
маму убили из-за наследства.
– Странно слышать от вас такую версию, – осторожно
сказала я. – Насколько я знаю, Елена Михайловна состояла в разводе.
Родители умерли. Получается, что вы – единственная наследница?
– Нет, не единственная. У моей матери еще вроде как
есть сын…
Глава 26
Мое изумление не поддавалось описанию.
– Что значит «вроде как»? Вы не уверены, есть ли у вас
брат?
– Да, не уверена. История довольно запутанная…
И Августа рассказала мне следующее.
Десять лет назад, она тогда в восьмом классе училась, к ним
в домой неожиданно заявился мужчина…
На звонок дверь открыла домработница.
– Мне нужна Елена Михайловна Кириллова, – сказал
мужчина.
– По какому вопросу?
– Я хотел бы поговорить с ней о ее сыне.
– Вы ошиблись, у Елены Михайловны нет сына.
Домработница собиралась уже захлопнуть дверь, но мужчина
придержал ее ногой:
– Просто скажите ей, что пришли по поводу Максима. Она
знает.
Когда прислуга передала разговор хозяйке, та стала белой как
полотно.
– Может, милицию вызвать? – предложила
домработница, снимая трубку телефона.
– Не надо, – прошептала Елена Михайловна
побелевшими губами, – пригласите этого человека в кабинет.
Мать с незнакомцем заперлись в кабинете, а заинтригованная
Августа прильнула к двери. Мужчина говорил тихо, до нее долетали лишь обрывки
фраз:
– …вы отказались от него в роддоме… в интернате ему
сделали операцию… у мальчика наступило улучшение… мы его усыновили… вот
фотографии… болезнь вернулась… необходима повторная операция… отвезем в
Америку… тридцать шесть тысяч долларов…