Князь Рус - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Никитин cтр.№ 90

Послышались шаги, мощный голос проревел:

– Ну.

– Не холодно там?

Густой, как медвежий рев, голос ответил насмешливо:

– Это вы, мелкокостные, и под солнцем мерзнете. А мы, скифы, ко всему привычные.

Магоги вы, а не скифы, подумал он злорадно, а вслух сказал бодренько:

– Ну смотри. Если что, загляни на минутку. У меня еще осталось вино. Согревает!

Там хмыкнуло, он слышал, как грузный варвар переступил с ноги на ногу, затем голос стал чуточку тише:

– Ну, вроде бы малость продувает. Скоро заморозки, иней по траве…

– Заходи!

В темноте дверь скрипнула, он на миг увидел в черноте квадрат со звездами. Возникла и качнулась вперед гигантская фигура, хлопнула дверь. Мощный голос подозрительно проревел:

– Почему темно? Никак нож в руке?

– Да ты что? – удивился Ездра. – Такое подумать про волхва!

– А что, волхв тоже человек.

– Погоди, – сказал Ездра, – сейчас отыщу кувшин…

Он топтался в темноте, натыкался на стены, бурчал под нос, но достаточно громко, наконец сзади прогудел нетерпеливый голос Бугая:

– Погоди. Что вы за дурни все такие, иудеи? Я сейчас высеку огонь.

Ездра затаил дыхание. Послышались сильные удары огнива по кремню. Тупой гой сопел, пыхтел, наконец послышалось его мощное дыхание: раздувал искорку. Затем за спиной вспыхнул дрожащий свет. Потек сладкий запах благовонного масла в светильнике.

Ликующий Ездра взял с полки кувшин. Бугай деловито спрятал огниво в кисет, принял полную кружку из рук ребе, понюхал, с удовольствием поднес к губам. Ребе следил, как дергается мощный кадык. Гой пил крепкое вино, как скот пьет простую воду. Пара капель сбежала по мощному квадратному подбородку. Бугай осушил до дна, глаза блестели от удовольствия, как у большого, довольного удачным воровством кота.

– Чудо, а не вино! Даже если отравил, все равно не жаль умереть от такого. Спасибо, волхв!

– На здоровье, – ответил Ездра вежливо.

Бугай отдал ему кружку и направился к двери, по дороге двумя пальцами заботливо загасив слабый огонек светильника.

Пышущий жаром после работы в кузнице, Вениамин вбежал в конюшню и сам ощутил, как к запаху свежего сена сразу примешался аромат горящего металла и древесного угля. Крупные капли пота падали на руки, когда он наклонился за седлом, и едва не шипели, возгоняясь в пар.

Он уже затягивал подпруги, когда услышал сзади шаги. В дверном проеме зловеще раскорячилась черная тень с торчащими волчьими ушами. Он вздрогнул, не сразу понял, что это его мать с завязанным на голове платком.

– Куда ты собрался на ночь глядя? – сказала она ­не­добро.

Он чувствовал по ее голосу, что мать уже взвинтила себя, голос был хриплый и горячий, будто мысленно уже ругалась с ним полдня.

– Мама, – сказал он примирительно, – я не хотел тебя тревожить. Днем я работал тяжко, у меня от усталости ноги подгибаются, а руки не держат молот, потому я собрался лишь сейчас. Я отлучусь ненадолго.

Он услышал сперва шипение, с такой силой она выпустила воздух между плотно стиснутых губ. Голос ее был горячий, словно слова вылетали из горящего горна:

– Опять к золотоволоске?

– Мама…

– Что, не нравится? До какого позора дожили, не могу людям в глаза смотреть! Мой сын, мой любимый сын якшается со скотом как с человеком! Разговаривает с ним, трогает и даже… О господи! За что мне такая кара?

Она кричала все громче, пронзительнее. Он услышал, как у соседей хлопнула дверь, а в доме напротив вспыхнул и затрепетал слабый огонек масляного светильника.

– Мама, – сказал он морщась, – не надо. Ты перебудишь всю улицу. Уже давно ночь, люди спят. Зачем?

– И пусть все люди знают, что ты за человек…

– Мама, – крикнул он уже громче, мать приходилось перекрикивать, – я поеду все равно. Ты не должна меня останавливать.

Он подтянул подпруги, стараясь не смотреть на разъяренную мать, а когда накидывал узду, вздрогнул от ее пронзительного вопля:

– Если посмеешь выехать, я тебя прокляну!

– Мама! Даже ребе Аарон разрешает ездить к скифам. А ребе Соломон вовсе советует общаться с ними чаще.

Не слушая, мать выкрикнула неистово:

– Клянусь вечным спасением, прокляну!

Голос ее осекся, Вениамин словно ощутил ее страх и запоздалое сожаление, но слово не воробей, мать умолкла, отступила на шаг, но все еще загораживала дорогу.

Судорога перехватила ему горло. Почему-то слезы подступили к горлу.

– Мама… Я не знаю, это какое-то наваждение, но я не могу без нее. Это не колдовство, ибо с нею рядом я просветлен, я чище и лучше! Эта девочка виновна в том, что я становлюсь ближе к своему богу. Разве наш господь осудил бы меня?

Он вскочил на коня. Мать смотрела с ужасом. Сын и на коне научился скакать как дикий гой, хотя раньше и не подумывал сесть верхом, довольствовался телегой. И что-то в осанке появилось гордое, независимое, словно готов на удар отвечать ударом, а не сносить смиренно, как завещано.

– Ты не посмеешь выехать за ворота, – сказала она с угрозой.

– Мама, не делай этого, – попросил он с глубокой печалью.

– Ты знаешь, я это сделаю! – выкрикнула она.

Он скорбно наклонил голову:

– Догадываюсь.

Конь под ним всхрапнул, она ощутила его горячий бок, ее отпихнуло в сторону, и сын освобожденно выехал во двор. Черное небо колыхалось сверху, его голова была среди звезд. Когда оглянулся на мать, на бледном лице глаза тоже блестели как звезды.

– Мама, я люблю тебя!

Она видела, как его каблуки ударили коня под бока, тот прыжком мотнулся к уже раскрытым воротам. Мать задержала дыхание, еще оставалась искорка надежды, что сын в последний миг одумается, не переступит роковую черту, но конь без задержки вылетел в звездную ночь.

И она крикнула во всю мочь, чувствуя, что делает непоправимую ошибку, но не в состоянии остановиться, ибо человек не волен своим чувствам:

– Да будешь ты проклят!.. Отныне и навеки!

Конь прогрохотал копытами, в бледном свете луны мелькнула и пропала тень скачущего всадника. Мать без сил опустилась на крыльцо. Ощущение, что сделала непоправимое, стало настолько сильным, что зарыдала во весь голос, завыла, закричала, как раненый насмерть зверь.

А Вениамин скакал в ночи, луна часто ныряла за обрывки туч. Ветер дул сильный, пронизывающий до костей. Он зябко передернул плечами, хотя совсем недавно так разжарился в кузнице, что думал остаться до утра раскаленным, как болванка в горне.