Дверь хлопнула, я усмехнулась и побежала вниз.
Ну и чудесно все складывается! Пусть Борис Львович преспокойненько
развлекается. Кажется, моя миссия подходит к концу. А где доказательства,
спросите вы. За этим дело не станет. В мастерской художника на полках
томится целая куча всяких предметов – глиняные вазы, гипсовые уши,
керамические фигурки. Одна из чашек, стоящая среди десятка себе подобных, не
простая. Это очень хитрый фотоаппарат. Рассчитан он на сутки работы. Один раз
заводите механизм – и дело с концом. Один раз в установленное время
крохотный затвор неслышно щелкает, и на пленке остается компрометирующий кадр.
Впрочем, режим работы камеры можно предусмотреть любой. Сегодня после завтрака
я установила его на шесть часов, а съемка будет проходить через каждые
пятнадцать минут. Надеюсь, что Борис Львович не потащит любовницу в спальню, да
и незачем ему это делать – в мастерской стоит такая удобная двуспальная
тахта…
Радостно насвистывая, я добралась до метро.
Отлично все складывается, использую образовавшийся в работе перерыв на всю
катушку.
Прикупив на дешевом Киевском рынке кучу
вкусностей, я помчалась домой, сейчас побалую своих славным обедом.
Кирюшка и Лиза гуляли с собаками. С нашей
стаей непросто. Если выходить с псами по одному, то как установить очередь?
Оставшиеся дома от злости и негодования обязательно набезобразничают. Поэтому
прогулка превращается в целое представление. Кирюша, как самый сильный, берет
семидесятикилограммовую Рейчел, Лиза прихватывает Рамика и Мулю, Ада гуляет без
поводка, она послушная и довольно трусливая. При малейшем шорохе прижимается к
земле и трясется. Ей и в голову не придет шмыгнуть в дырку под забором и
улепетнуть от хозяев. Правда, Рейчел тоже послушна и спокойна, зато Рамик и
Муля настоящие пройды. Стоит расстегнуть ошейник, как один моментально
испаряется в неизвестном направлении, а вторая пулей летит к мусорным бачкам и
быстро-быстро сжирает все, что вывалилось из них на землю. Только не подумайте,
бога ради, будто мы морим ее голодом. Тучная Мулечка ест три раза в день, хотя
собачек ее возраста принято кормить дважды.
– Лампуша пришла! – завопил
увидевший меня Кирюша.
Рейчел медленно подняла морду, Ада тихонько
взвизгнула, а Муля и Рамик яростно заскребли лапами, пытаясь кинуться мне на
шею.
– Поставь сумки, – крикнул
Кирка, – я донесу!
Он побежал мне навстречу, Рейчел лениво
трусила рядом. Лиза тоже обрадованно улыбнулась и кинулась наперерез мальчику.
Впереди, натянув поводки, галопировали Муля и Рамик, все они неумолимо
приближались друг к другу.
– Эй, – попыталась я остановить
их, – потише, сейчас упадете.
Но мое предупреждение прозвучало слишком
поздно. Все произошло мгновенно и почти бесшумно, словно в немом кино. Внезапно
Муля совершила настоящий хоккейный подкат под Кирюшку. Чтобы не наступить с
размаха на жирненькое тельце мопсихи, мальчик перепрыгнул через нее и тут же
споткнулся о поводок Рамика.
– Осторожно! – заорала я, но
опоздала.
Кирюша шлепнулся на обледенелую землю, не
добежав до меня двух шагов. Я кинулась его поднимать. Но сначала пришлось
отпихнуть яростно радующихся Мулю, Аду и Рамика. Рейчел, если она не желает
двигаться, стронуть с места невозможно, поэтому через нее я просто перепрыгнула.
Кирюшка сидел, как-то странно вытянув руку.
– Больно, – прошептал он.
Я взглянула в его побледневшее лицо и поняла,
что, очевидно, больно ужасно, Кирюшка находился на грани обморока.
Дома мы с Лизой аккуратно стащили с него
курточку и увидели, что рука от запястья до локтя угрожающе раздувается просто
на глазах. Огромный синяк проявился тоже мгновенно. Только что кожа была чуть
розоватой, через секунду покраснела, потом посинела.
– Немедленно в Филатовскую
больницу, – скомандовала я.
Кирюшка покорно кивнул, а Лиза заревела.
– Не плачь, Лизавета, – бодрым тоном
произнес Кирка, – и не больно совсем, зато теперь в школу не пойду,
каникулы!
Я хмыкнула и понеслась в спальню, чтобы
достать из шкафа деньги. Страховая медицина, конечно, хорошая штука, но,
думается, приятно хрустящая бумажка обяжет доктора быть повнимательней.
В спешке роняя на пол постельное белье, я
вытащила припасенную заначку и услышала легкий стук. На балконе вновь стояла
кенгуру.
– Пошла прочь, – велела я, – не
до тебя, ей-богу.
В Филатовской больнице нам незамедлительно
поставили диагноз – перелом, по счастью, самый обычный, закрытый, без
смещения. Толстая медсестра ловко наложила гипс и вручила мне «Памятку
родителям по уходу за ребенком с травмированными конечностями».
– Дай сюда, – попросил Кирка и
вырвал из моих рук желтоватый листочек. – Ой, Лизка, глянь, кайф! Щадящий
режим, диета обычная и никакой школы!
Я заглянула в «Памятку».
– Э, нет, дружок! Тут сказано –
«дети с травмированными нижними конечностями занятий не посещают». У тебя
пострадала верхняя.
– Ну, Лампуша, – заныл Кирка, –
хоть один денечек завтра!
Не в силах отказать, я согласилась:
– Хорошо, но только завтра.
– Клево! – завопил Кирка и тут же,
поскользнувшись, рухнул на асфальт прямо у будки охранника, стерегущего въезд в
Филатовскую больницу.
– Давай, парень, – одобрил
секьюрити, – теперь весь поломайся! Будет у тебя не только бриллиантовая
рука, но и костяная нога.
– Кирюша! – в один голос закричали
мы с Лизой.
– А чего, – забормотал он, – и
ничего, подумаешь, упал!
– Проснулся, а там гипс, – радовался
сторож.
– Держи его со здоровой стороны, –
велела я Лизе и посмотрела на часы.
Полседьмого! Пора на работу. Нет. Больше
никогда не буду врать ничего, что связано со здоровьем. Стоило придумать про
перелом – и вот он, пожалуйста, в наличии.
Когда мы добежали до метро «Маяковская», я
спросила:
– Сами домой доедете?
– Без проблем, – ответила Лиза.
Но Кирюша горестно вздохнул и проныл:
– Рука болит, жуть.
– Ничего, миленький, – попыталась я
утешить неудачника, – выпей анальгин, скоро успокоится.
– Прикинь, какое горе, – стонал
Кирка, – рука-то левая! И мне кажется, что боль пройдет, если мы с
Лизаветой съедим по булочке вот отсюда!